Плачущий камень: Недопустимое название | Мир Тьмы вики

«Плачущий камень» из Приамурья станет частью масштабного мемориала в Москве

В центре Москвы начали возводить новый мемориал «Стена скорби». Он должен стать самым масштабным памятником жертвам политических репрессий в России. В композиции будет частица Приамурья, которую уже отправили в столицу.

Как сообщает пресс-служба правительства Амурской области, «Стена скорби» – это двусторонний горельеф с несколькими арками.

Он состоит из множества безликих бронзовых человеческих фигур, сливающихся воедино. С двух сторон размещены таблички с текстом, на которых высечено слово «Помни» на разных языках.

Согласно проекту, при мощении пространства вокруг монумента будет использован природный камень из разных уголков страны («плачущие камни»), связанных с периодом политических репрессий. Частью мостовой станет и камень из Амурской области. Как рассказал ИА «Амур.инфо» секретарь комиссии по восстановлению прав реабилитированных жертв политических репрессий при амурском правительстве Леонид Журавлев, это каменная плита размерами примерно 50 на 50 на 10 сантиметров. Материал для плиты был взят в Свободненском районе, где в советские годы располагался Амурлаг.

Открытие мемориала в Москве запланировано на 30 октября 2017 года, в День памяти жертв политических репрессий в СССР.

Устанавливают горельеф по инициативе президента России Владимира Путина.

Как отметил советник президента, председатель попечительского совета Фонда памяти Михаил Федотов, мемориал имеет огромное значение не только для России, но и для всего мира, сообщает «Правда. Ру».

В сад музея истории ГУЛАГа свезли 173 камня со всей страны — Российская газета

Сад музея истории ГУЛАГа усыпан камнями. Камень на камне места не оставляют в саду. Булыжники цвета чугуна и застывшей воды со мхом и сколами — живая география ссылок и лагерей. Соловки, Магадан, Урал, Алдан — всего 173 природных камня из 58 регионов страны. Они станут частью Стены скорби — первого монумента жертвам политических репрессий, открываемого в Москве 31 октября. И — частью Сада памяти музея истории ГУЛАГа.

— Камней передали так много, — показывает на их россыпь Роман Романов, директор музея истории ГУЛАГа, — что родилась идея: часть камней останется во дворе музея и вместе с деревьями из мест репрессий, они превратятся в Сад памяти.

Георгий Франгулян, автор Стены скорби, получил право выбора пород осколков истории. Он присмотрел гранит, известняк, гальку и просто булыжники.

— Камни, — говорит он, — знаки памяти и ее носители, лягут в основание «Плачущей скалы» — сакрального места Стены, куда люди будут приходить поклониться жертвам репрессий.

Масштаб «Плачущей скалы» Франгулян меряет не просто камнями-свидетелями. Они у скульптора молча говорят. Так, в числе первых он отобрал валун со дна Рыбинского водохранилища. Тот, что ушел на дно с городом и трудлагерем в 30-е годы, а в 40-е видел, как тонут, сбрасываемые с барж еще живые рабы-строители Беломорканала. Выбрал он и осколок с подножия мемориала «Норильская Голгофа», где сгинули десятки тысяч политзэков. В основание «Плачущей скалы» ляжет камень с берега реки Большая Инта. Там в карьерах камни для метро Москвы и гальку для дорог Севера добывали женщины-заключенные. Частью каменных слез скалы станет кирпич Спасо-Прилуцкого монастыря (Вологда), который в 30-е годы из храма превратили в пересыльную тюрьму. Нашлось место в Стене и каменному настилу евангелическо-лютеранской церкви города Маркс (Саратовская область).

По нему ступали сотни тысяч поволжских немцев, принудительно отправленных в трудармию. Еще Франгулян отобрал камни с Соловецких островов и Колымы — «праотцов» первых трудовых лагерей «по перевоспитанию чуждых элементов в советских граждан», ставших затем лагерями смерти. Скульптор присматривается к камням с Алтая, из Карелии, Марий Эл и Мордовии, но признается, что всем места у Стены скорби не хватит.

Камни ГУЛАГа — знаки памяти и ее носители, лягут в основание «Плачущей скалы» — сакрального места 
Стены скорби

— Это муки рождения правдивой истории, — считает Инга Фаворская из Нижнего Новгорода.

Она просит Франгуляна, чтобы камень с Волги лег в основание «Плачущей скалы».

— В Нижегородской области было 72 лагеря, — объясняет Фаворская. — Все заводы Нижнего, которые ему сделали славу трудяги, строили репрессированные. Нижний был одним из центров расправы с православными священниками и мусульманскими муллами. Их здесь, на лесозаготовках, по разным данным, погибло, от 5 до 15 тысяч человек.

Со Стеной скорби Инга Фаворская, как и сотни тысяч людей, откликнувшихся на призыв фонда Памяти собрать камни ГУЛАГа, связывает конкретные надежды. Она надеется, что вслед за Москвой, монументы, подобные Стене, встанут не только в Нижнем Новгороде, но и по всей России, пострадавшей от массовых репрессий ХХ века.

…Когда во двор музея заехали бело-голубые фургоны «Спецсвязи» за камнями-реликвиями, чтобы отвести их к Стене скорби, Франгулян тоже поспешил.

— Камни собирать, — бросил он на ходу.

«РКС-Петрозаводск». Новости за прошедшую неделю.

«РКС-Петрозаводск». Новости за прошедшую неделю.

 

В «РКС-Петрозаводск» состоялся Первый шахматный турнир им. Николая Игоревича Санникова

 

   Николай Игоревич пришел работать на «Предприятие объединенных котельных и тепловых сетей» слесарем контрольно-измерительных приборов в 1971 году. Он был человеком отзывчивым, невероятно трудолюбивым и с пытливым умом.  В 1997 году Николай Игоревич был назначен начальником аварийно-диспетчерской службы, на этой должности он и оставался до конца свой жизни. Николая Игоревича не стало в 2013 году, но коллеги до сих пор о нем помнят, вспоминают, что даже дома у Николая Игоревича были установлены шесть мониторов, с помощью которых он следил за работой котельных и днем, и ночью. «У нас не было ситуаций, когда город замерзал, а зимы были холодные, сейчас зим таких и нет. И вот это результат работы всего коллектива, его в том числе», — отмечает супруга Николая Игоревича, Нина Федоровна.

     

     

            Молодежный Совет «РКС-Петрозаводск» организовал шахматный турнир и решил увековечить память о начальнике АДС (а о таком начальнике можно было только мечтать!), назвав турнир в честь Николая Игоревича. Шахматы – игра интеллектуалов, а слово «интеллектуал» как нельзя лучше подходит Николаю Игоревичу. В игре приняли участие 32 сотрудника «РКС-Петрозаводск». Турнир проводился несколько дней, и борьба за звание лучшего шахматиста развернулась нешуточная. На финал игры был приглашен специальный гость – двукратный чемпион Карелии, мастер FIDE Александр Валерьевич Тойвонен. Александр Валерьевич провел сеанс одновременный игры с участниками, которые вышли в 3 этап турнира. Третье место в турнире занял Александр Валерьевич Якушкин, начальник группы контроля за потреблением тепловой энергии АО «ПКС-Тепловые сети», второе место досталось Андрею Олеговичу Егорову, ведущему специалисту сектора насосных станций и сетей АО «ПКС-Водоканал», а победителем Первого шахматного турнира им. Н.И. Санникова стал Денис Александрович Перекин, ведущий специалист сектора насосных станций и сетей АО «ПКС-Водоканал». Поздравляем победителей!  А мы в свою очередь приглашаем все регионы контура почтить память Николая Игоревича и принять участие в шахматном онлайн-турнире. Узнаем, какой регион «Российских коммунальных систем» самый интеллектуальный? 

 

 

 

«РКС-Петрозаводск» 17 мая откроет сезон фонтанов

    «РКС-Петрозаводск» совместно с Центром образования и творчества «Петровский Дворец» и Администрацией города уже в эту пятницу, 17 мая в 13.

15 у фонтана «Молекулу Фуллерена» торжественно откроют новый сезон фонтанов. Для петрозаводчан и гостей города выступят образцовый коллектив России ансамбль танца «Созвездие», лауреат международных и всероссийских конкурсов вокалистов Евгений Ильин и фольклорно-хореографический ансамбль «Кулкусет». Жителей города ждет развлекательная программа и, конечно,  без внимания не останутся самые маленькие петрозаводчане – «Молекулу Фуллерена» ребята запустят в работу вместе с Главой Петрозаводского городского округа Ириной Юрьевной Мирошник. 17 мая фонтаны начнут работу по всему городу – заработают фонтаны у кафе «Нойбранденбург», «Плачущий камень» у портретной галереи «Героям Советского Союза», фонтан на Берёзовой аллее и фонтан «Калевала» в сквере имени Элиоса Леннрота. Мы приглашаем всех желающих поучаствовать в праздничной программе открытия сезона фонтанов, зарядимся хорошим настроением перед выходными вместе!

 

 

АО «ПКС-Тепловые сети» приступает к ремонтным работам на сетях

    Сегодня завершается отопительный сезон в Петрозаводске, и АО «ПКС-Тепловые сети» приступает к ремонтным работам на сетях. В летний период «РКС-Петрозаводск» планируют провести капитальный ремонт тепловых сетей, расположенных на участке от ул. Грибоедова, д.10 до ул. Виданская, д.5, отремонтируют сети, расположенные от пищеблока Республиканской больницы до Лососинского шоссе, д. 8, также планируется ремонт сетей микрорайона Ключевая (ул. Ключевая, Антонова и Судостроительная). АО «ПКС-Тепловые сети» предстоит модернизация сетей на Октябрьском проспекте, модернизация теплотрассы на участках, ограниченных улицами Шотмана, Первомайский пр. и Железнодорожная. В рамках модернизации тепловых сетей отремонтируют и модернизируют 9 тепловых камер, а также заменят участок воздушной теплотрассы.

    Для АО «ПКС-Тепловые сети» лето – это самый «жаркий» период, потому что нужно успеть отремонтировать сети до начала нового отопительного сезона. Для того чтобы осенью в домах петрозаводчан батареи вновь стали горячими, весь летний сезон АО «ПКС-Тепловые сети» работают в усиленном режиме. Ремонтные бригады в скором времени приступят к работе, и холода АО «ПКС-Тепловые сети» встретят в полной готовности!

 

 

Отключения от электричества проходят под высоким напряжением

    Профессию электромонтера можно поставить в один ряд с опасными и  рискованными трудом пожарных, шахтеров, водолазов и другими опасными специальностями. И дело не в высоком напряжении в сети, которое может нанести вред здоровью, а в агрессии со стороны должников, которым совершенно правомерно отключают электричество за неуплату.

   «Сегодня все спокойно, — рассказывает инженер отдела электроснабжения ООО «Энергокомфорт. Карелия» Дмитрий Николаевич Пешко, отключая  от сетей энергоснабжения квартиру в доме на улице Пограничной. – Чаще сталкиваемся с громкой бранью, и даже рукоприкладством со стороны населения.  Бывает всякое: от деклараций о том, что мы живем в СССР и у нас всех все общее, в том числе и электричество, до угроз кровавой расправы».

    Но  специалисты ООО «Энергокомфорт.Карелия» научились работать в опасных условиях.  Заявок на отключение очень много, цифры по просроченной задолженности за услуги энергоснабжения немыслимые: более 6000 петрозаводчан в списке злостных должников. И это далеко не личности, ведущие деструктивный образ жизни, а обычные горожане, которые  живут в комфортных городских условиях в своих квартирах, домах и таунхаусах.

    Безответственность – первопричина возникающих долгов за услуги ЖКХ. На самом деле  все просто: заплати за свет в текущем месяце, и никто не будет напоминать о задолженности, слать уведомления, отключать от сетей.

©П · #7 · Леонид Иванов

1. ПЛАЧУЩИЙ КАМЕНЬ

Я нынче в паутине световой —

Черноволосой, светло-русой, —

Народу нужен свет и воздух голубой,

И нужен хлеб и снег Эльбруса.

И не с кем посоветоваться мне,

А сам найду его едва ли:

Таких прозрачных, плачущих камней

Нет ни в Крыму, ни на Урале.

Народу нужен стих таинственно-родной,

Чтоб от него он вечно просыпался

И льнянокудрою, каштановой волной —

Его звучаньем — умывался.

19 января 1937

Длинные ресницы юного Мандельштама отмечены как друзьями, так и женским полом. Достаточно одной цитаты:

Откуда такая нежность?

И что с нею делать, отрок

Лукавый, певец захожий,

С ресницами — нет длинней.

(Цветаева)

Глядя же на мир «сквозь опущенных ресниц» (Тютчев), можно словно сквозь заиндевелое окно узреть испускаемые звёздами лучи:

Что, если, над модною лавкою

Мерцающая всегда,

Мне в сердце длинной булавкою

Опустится вдруг звезда?

(1912)

В тридцать седьмом, восстанавливая списки своих стихотворений, Мандельштам слегка меняет эту строфу:

Что, если вздрогнув неправильно,

Мерцающая всегда,

Своей булавкой заржавленной

Достанет меня звезда?

(1937)

К тому времени, после бессонных ночей следственной тюрьмы и пятисуточного этапа, когда «глаз превращался в хвойное мясо» («День стоял о пяти головах. ..»), воспалённые глаза поэта начисто утратили ресницы, и прищур создавал уже иной эффект:

И своими косыми подошвами

Луч стоит на сетчатке моей.

(«Неизвестный солдат»)

Но в пору юности влюблённому поэту даже конус света из-под колпака уличного фонаря виделся ангелом:

Ангел в светлой паутине

В золотой стоит овчине, —

Свет фонарного луча

До высокого плеча.

(1924)

Второй реалией стихотворения, очевидно, явилась физическая близость конского волоса «мнительного смычка» к «холму волос» скрипачки, породив ассоциативные узы «паутины волос» с поэзией музыки (музыкой поэзии), отчего и Шопен — как известно, скрипкой не увлекавшийся — приобрёл несколько неожиданный «лошадиный» эпитет чалый:

Утешь меня игрой своей:

На голове твоей, полячка,

Марины Мнишек холм кудрей,

Смычок твой мнителен, скрипачка.

А в мае тридцать пятого, ещё не помышляя об «Оде», Мандельштам после посещения парикмахерской пишет т. н. «Стрижку детей»:

Ещё машинка номер первый едко

Каштановые собирает взятки,

И падают на чистую салфетку

Разумные, густеющие прядки.

Сейчас трудно установить, когда за Сталиным закрепился эпитет «Первый» — но вот небольшой отрывок из повести ещё двадцатых годов:

В полдень к дому номер первый, к тому, что замедлил время, подошёл закрытый ройс. Часовой открыл дверцу, из лимузина вышел командарм. <…>

ПЕРВЫЙ — негорбящийся человек:

— Гаврилов, не нам с тобой говорить о жёрнове революции. Историческое колесо — к сожалению, я полагаю — в очень большой мере движется смертью и кровью, — особенно колесо революции.

(Пильняк. Повесть непогашенной луны)

Уже тогда, в тридцатые, Н. Я. Мандельштам отметила парадоксальность стиха «Ещё мы жизнью полны в высшей мере…» — ибо «высшая мера» означает отнятие жизни. Но поэт, надеясь на чудо, «шаманит», заклиная действительность. «Ещё» повторяется в стихотворении шесть раз, как заметил Н. Струве. В пятом «ещё» звучит надежда, что не все подстрижены под одну гребёнку. Кроме стриженых «стрижей», достаточно и носящих косы «касаток», а ведь в те годы носить косы — признак буржуазности, поскольку все «комсомольские богини» (возможно, опасаясь вшей) косы отрицали, начиная ещё с нигилисток.

Но «машинка номер первый», подобно хитроумной Далиле, «каштановые собирает взятки», отнимая не силу, но разум («разумные, густеющие прядки»), превращая «мыслящие тела» в булыжные «бугры голов». Последняя же строфа вообще двусмысленна, ибо «звездоносность» отдаёт официозом, а «хвостатость» — «рептильностью» (В. Каверин) советской литературы тех лет.

Однако по смыслу и положению центральным образом стихотворения «Я нынче в паутине световой. ..» является «прозрачный, плачущий камень», т. е. тающий лёд. Прояснить этот образ помогает статья, написанная Мандельштамом ещё в двадцатые годы:

Прозрачными горными ручьями текли сологубовские стихи с альпийской тютчевской вершины. Ручейки эти журчали так близко от нашего жилья, от нашего дома. Но где-то тают в розоватом холоде альпийском вечные снега Тютчева. Стихи Сологуба предполагают существование и таяние вечного льда. Там, наверху, в тютчевских Альпах, их причина, их зарождение. Это нисхождение в долину, спуск к жилью и житью снеговых, эфирно-холодных залежей русской поэзии, может быть слишком неподвижных и эгоистичных в ледяном своём равнодушии и доступных лишь для отважного читателя. Тают, тают тютчевские снега, через полвека Тютчев спускается к нашим домам: это второй акт, необходимый как выдыхание после вдыхания, как гласная в слоге после согласной, это не перекличка и даже не продолжение, а кругооборот вещества, великий оборот естества в русской поэзии с её Альпами и равнинами.

(«К юбилею Ф. К. Сологуба», 1924)

Но через десятилетие опальный поэт ищет «плачущие камни» не в Альпах, не «в Крыму и на Урале», а на Эльбрусе.

Комментаторы пока наиболее авторитетного двухтомного издания полагают, что в первой строфе стихотворения («…И нужен хлеб и снег Эльбруса») обозначена тема Прометея в грузинской версии:

Согласно мифу об Амирани — грузинской версии мифа о Прометее, — последний был прикован именно к Эльбрусу.

(Михайлов, Нерлер. — Т. 1. — С. 557.)

Действительно, миф об Амирани должен был быть известен Мандельштаму, хорошо знавшему грузинскую поэзию — в частности, творчество Важа Пшавела:

Другое явление современного грузинского искусства, представляющее европейскую ценность, — это поэт Важа Пшавела. <…> Это был настоящий ураган слова, пронёсшийся по Грузии, с корнем вырывавший деревья. <. ..> Образность его поэм, почти средневековых в своём эпическом величии, стихийна. Всё, что он говорит, невольно становится образом, но ему мало слова — он его как бы рвёт зубами на части, широко пользуясь и без того страстным темпераментом грузинской фонетики.

(«Кое-что о грузинском искусстве»)

Над переводом Гоготура и Апшины Мандельштам работал в тесном контакте с профессором Ленинградского университета Дондуа (см. статью Г. Маргвелашвили), которому, очевидно, и обязан знанием подстрочного перевода «Амирани» — одного из стихотворений Важа Пшавела. В более позднем поэтическом переложении (Заболоцкий) можно обнаружить и опутанные паутиной глаза, и плачущие камни тяжёлого льда:

Стоит он, могучий,

Прикован к скале.

Тяжёлою тучей

Печаль на челе.

Под цепью старинной

Скрещение рук.

Глаза паутиной

Опутал паук.

Одетый в скопленье

Тяжёлого льда,

Склонил он колени

В былые года.

Прометей был распят на Кавказе. Греки не донесли до нас более точных координат. Грузинский Прометей — Амирани — прикован к Эльбрусу. Кавказ — источник вдохновения не только Пушкина и Лермонтова, но даже Маяковского (поэта № 1 по велению отца народов). А в тридцать первом здесь решает свои личные и творческие проблемы Пастернак. Но накладывается ли на их следы след «кремлёвского горца»? Ведь даже у Пастернака в его «Когда мы по Кавказу лазаем…» звучат довольно двусмысленные строки (если действительно в те годы Сталин имел прозвище «шестипалый»):

Пока, попав за поворот

Всей нашей жизнью остальною,

Мы больше не глядим вперёд,

Подхваченные шестернёю.

И здесь необходимо обратить внимание на слова Мандельштама «И не с кем посоветоваться мне», сливающиеся с криком другого стихотворения:

Читателя! советчика! врача!

А советчиком, очевидно, должен был явиться или Союз советских писателей, или сам Номер Первый (памятуя о высказанном Пастернаком в пресловутом телефонном разговоре желании побеседовать со Сталиным «о жизни и смерти»). Ведь в письме к Ставскому, генеральному секретарю СП, Мандельштам заявляет:

За весь короткий период моего контакта с Союзом и до последних дней я настойчиво добивался в Союзе и через Союз советского партийного руководства своей работой, но получал его лишь урывками, при постоянной уклончивости руководителей обл. отделения. Последние полтора года Союз вообще отказывается рассматривать мою работу и входить со мной в переговоры.

(30 апреля 1937)

О том, что это не просто дипломатический ход, говорят хотя бы такие строки из сугубо личного письма к жене:

Надик, надо всё время помнить, что письмо моё в воронежский союз бесконечно обязывает, что это не литература. После этого письма разрыва с партией большевиков у меня быть не может — при любом ответе, при молчании даже, даже при ухудшении ситуации. Никакой обиды. Никакого брюзжания. Партия не нянька и не доктор. Для автора такого письма всякое её решение обязательно. Мне кажется, ты ещё не сделала достаточных выводов из данного моего шага и не научилась продолжать его в будущее.

(3 января 1936)

Хотя за год до этого письма Мандельштам пишет: «Ты должен мной повелевать¹, / А я обязан быть послушным. / На честь, на имя наплевать²…» (1935), где искренность его желания «быть послушным» весьма сомнительна — особенно учитывая вызывающую аллюзию к пушкинскому, обращённому к Николаю I: «Ты богат — я очень беден, / Ты прозаик — я поэт». Но ведь и в тридцать седьмом, во время написания «Оды», Мандельштам говорит не о своей внутренней потребности в «хлебе и снеге Эльбруса», а о признании им необходимости такового продукта для советского народа, «чтоб от него он вечно просыпался».

30.06.94

2. ДРОВОСЕК СОФОКЛ

Где связанный и пригвождённый стон?

Где Прометей — скалы подспорье и пособье?

А коршун где и желтоглазый гон

Его когтей, летящих исподлобья?

Тому не быть — трагедий не вернуть,

Но эти наступающие губы,

Но эти губы вводят прямо в суть

Эсхила-грузчика, Софокла-лесоруба.

Он — эхо и привет, он веха, нет — лемех…

Воздушно-каменный театр времён растущих

Встал на ноги, и все хотят увидеть всех,

Рождённых, гибельных и смерти не имущих.

19 января — 4 февраля 1937

Михайлов и Нерлер, комментируя данное стихотворение (Т. 1. — С. 556), констатируют «некоторую портретность» в изображении коршуна. И в самом деле, глаза Сталина, по определению одного из современников, были «рыжеватыми». Но если обратить внимание на центральную строфу, на которую падает основной акцент стихотворения, в «наступающих губах» тоже улавливается «некоторая портретность», а стих «тому не быть — трагедий не вернуть» является репликой Мандельштама на апологию «духа трагизма» в искусстве в выступлении Пастернака, «ввязавшегося» в дискуссию, организованную СП по поводу «формализма и натурализма» в советской литературе:

По-моему, из искусства напрасно упустили дух трагизма. Я считаю, что без духа трагизма всё-таки искусство не осмысленно. Что же я понимаю под трагизмом?

Я вам скажу, товарищи. Я без трагизма даже пейзажа не воспринимаю. Что же сказать о человеческом мире? Почему могло так случиться, что мы расстались с этой, если не основной, то с одной из главных сторон искусства?

Я ищу причины этому и нахожу в совершенно неизбежном недоразумении. Мы начинали как историки. Как историки мы должны были отрицать трагизм в наши дни, потому что мы объявили трагичным всё существование человечества до социалистической революции. И естественно, если человечество в том состоянии боролось во имя нынешнего, то, конечно, оно должно было прийти к этому нынешнему состоянию и оно не является трагичным. Давайте переименуем это состояние, объявим его «свинством», а трагизм оставим для себя. Трагизм присутствует в радостях, трагизм — это достоинство человека и серьёзность его, его полный рост, его способность, находясь в природе, побеждать её.

(Литературное обозрение. — 1990. — № 2.)

Стенограмма выступления была опубликована впервые в девяностом году, но… В феврале тридцать шестого в Минске проходит III пленум правления СП.

На заключительном банкете, обязательном ритуале той самой «морально-подозрительной» писательской практики, против которой он протестовал в своей речи, Пастернак, предваряя свои приветственные слова за столом, предложил тост «за замечательного поэта Мандельштама».

Возможно, что тост был вызван разговором с двумя делегатами из Воронежа Рыжмановым и Булавиным, которые сидели за столом рядом с ним и Антокольским. Тост был нехотя поддержан, хотя воспринимался как неуместное фрондёрство. По возвращении домой Рыжманов и Булавин рассказывали об этом приятельнице Мандельштама Наталии Штемпель.

(Координаты // Литературное обозрение. — 1990. — № 3. — С. 96.)

А в середине марта в Москве состоялась пресловутая дискуссия, в которой Рыжманов и Булавин, очевидно, участвовали тоже. Кроме того, в мае тридцать шестого к опальному поэту в Воронеж приезжает Э. Герштейн, весьма неравнодушная к творчеству Пастернака. Так что источники информации о содержании выступления Пастернака у Мандельштама, несомненно, были.

Но если «наступающие губы» принадлежат Пастернаку, то и суть «Эсхила-грузчика» раскрывается в его высказывании — правда, уже в начале января 1937 г., т. е. в канун написания Мандельштамом стихотворения «Где связанный и пригвождённый стон?».

В конце тридцать шестого на VIII чрезвычайном Съезде Советов СССР, утверждавшем «самую демократическую в мире» сталинскую конституцию, генсек СП Ставский в своей речи, кроме всего прочего, обрушился на Пастернака, обвинив его в «клевете на советский народ», цитируя такие строки:

Счастлив, кто целиком,

Без тени чужеродья,

Всем детством — с бедняком,

Всей кровию — в народе.

Я в ряд их не попал,

Но и не ради форса

С шеренгой прихлебал

В родню чужую втёрся.

Отчизна с малых лет

Влекла к такому гимну,

Что небу дела нет —

Была ль любовь взаимна.

Пастернак объяснился через «Литературную газету»:

Во второй строфе говорится о языке, в третьей, вызвавшей нарекания, о том, что индивидуальность без народа призрачна, что в любом её проявлении авторство и заслуга движущей первопричины восходит к нему — народу. Народ — мастер (плотник или токарь) [выделено мной. — Л. И.], а ты, художник, — материал.

(Литературная газета. — 1937. — № 1.)

Но от «плотника или токаря» до «Софокла-лесоруба» — рукой подать. Хотя и здесь, как и в «Я нынче в паутине световой. ..», на образ «народа-Гомера» аллитерационно наложен образ «кремлёвского горца»: «ГРУЗчик» — грузин, «Софокл-леСОруб» — опрокинутый «звукосимвол» ОС. Кроме того, на хозяина «наступающих губ» указывает одна, довольно неожиданная, аллюзия:

Как я трогал тебя! Даже губ моих медью

Трогал так, как трагедией трогают зал.

(Пастернак)

3. ЗАГАДКИ ТАИНСТВЕННЫЙ НОГОТЬ

Средь народного шума и спеха

На вокзалах и пристанях

Смотрит века могучая веха

И бровей начинается взмах.

Я узнал, он узнал, ты узнала,

А потом куда хочешь влеки —

В говорливые дебри вокзала,

В ожиданья у мощной реки.

Далеко теперь та стоянка,

Тот с водой кипяченой бак,

На цепочке кружка-жестянка

И глаза застилавший мрак.

Шла пермяцкого говора сила,

Пассажирская шла борьба,

И ласкала меня и сверлила

Со стены этих глаз журьба.

Много скрыто дел предстоящих

В наших лётчиках и жнецах,

И в товарищах реках и чащах,

И в товарищах городах…

Не припомнить того, что было:

Губы жарки, слова черствы —

Занавеску белую било,

Нёсся шум железной листвы.

А на деле-то было тихо,

Только шёл пароход по реке,

Да за кедром цвела гречиха,

Рыба шла на речном говорке.

И к нему, в его сердцевину

Я без пропуска в Кремль вошёл,

Разорвав расстояний холстину,

Головою повинной тяжёл…

январь 1937

Третья «Кама» удивляет с самого начала эротически-«женской» аллюзией:

Средь шумного бала, случайно,

В тревоге мирской суеты,

Тебя я увидел, но тайна

Твои покрывала черты.

(А. К. Толстой)

И это в стихах, обращённых к отцу народов! Далее опять глагол с эротической окраской: «И ласкала меня и сверлила / Со стены этих глаз гурьба». Подобный эротический оттенок несёт и предыдущее стихотворение «Где связанный и пригвождённый стон?», если полностью учесть словарное определение слова «гон» — «поведение и состояние большинства зверей в брачный период» — и пастернаковскую «женскую» аллюзию:

Как я трогал тебя,

Даже губ моих медью

Трогал так, как трагедией трогают зал.

Возможно, Мандельштам и не был знаком с У. Блейком (см. Н. Струве) по причине незнания английского. Но если рассматривать «Каму» в данном ключе, то удивляет сходство финальной строфы с одним из стихотворений Блейка:

И узрел я золотой Храм,

В который никто не смел войти.

Много плачущих стояло снаружи —

Плачущих, скорбящих, коленопреклонённых.

И узрел я Змия, восставшего

Меж белых колонн дверей.

И он внедрялся, внедрялся, внедрялся,

Срывая золотые петли.

И по сладостной мозаике пола,

Застывшей в жемчужной и рубиновой яркости,

Он простёрся во всю свою длину

Вплоть до алтаря.

И белым ядом заблевал он

И Хлеб, и Вино причастия.

И тогда я свернул в хлев

И лёг среди свиней.

(У. Блейк. Подстр. пер.)

04.07.94

4. ВЕЕР БЕРГСОНА

Как дерево и медь — Фаворского полёт,

В дощатом воздухе мы с временем соседи,

И вместе нас ведёт слоистый флот

Распиленных дубов и яворовой меди.

А в кольцах сердится ещё смола, сочась —

Но разве сердце — лишь испуганное мясо?

Я сердцем виноват и сердцевина — часть

До бесконечности расширенного часа.

Час, насыщающий бесчисленных друзей,

Час грозных площадей с счастливыми глазами,

Я обведу ещё глазами площадь всей,

<Всей> этой площади с её знамён лесами.

11 февраля 1937

1

Собственно к «другу меднохвойных доск», Фаворскому, стихотворение имеет отношение довольно косвенное. Суть первой строфы в утверждении равноправия «соседей» — поэта и современности — в «дощатом воздухе» — иллюзорном пространстве гравюры, подобно равноценности дерева и меди как материала гравюрных досок Фаворского.

Одним из источников «воздуха», сквозной стихии поэтики Мандельштама, послужила ещё Пушкинская речь Блока. Эпитет же «дощатый» обусловлен двумя факторами: декларируемым стремлением Фаворского наполнить гравюру внутренним пространством, заставить её «дышать» — и восприятием времени сквозь призму философии Бергсона:

Бергсон рассматривает явления не в порядке их подчинения закону временной последовательности, а как бы в порядке их пространственной протяжённости. Его интересует исключительно внутренняя связь явлений. Эту связь он освобождает от времени и рассматривает отдельно. Таким образом связанные между собой явления образуют как бы веер, створки которого можно развернуть во времени, но в то же время они поддаются умопостигаемому свёртыванию.

(«О природе слова»)

«Веер» Бергсона, состоящий из последовательных но одновременно рассматриваемых временных срезов, напоминающих серию гравюр либо кинокадров, плюс место ссылки — Воронеж, где некогда Пётр строил галеры для похода на Азов, и порождают «слоистый флот» стихотворения, отчего на него падает тень «кумира на бронзовом коне».

2

Как известно, ксилогравюра, мастером которой был Фаворский, режется по торцевой доске. Торец же, выявляя годовые кольца, даёт как бы мгновенную двумерную проекцию временного ствола:

<…> мистики энергично отвергают вечность во времени, принимая этот поперечный разрез, <…> утверждая вечность как сердцевину времени: христианская вечность — это кантовская категория, рассечённая мечом серафима.

(«Скрябин и христианство»)

Но для Мандельштама, насильственно отсекаемого от современности («Проклятый шов, нелепая затея — / Нас разлучили…»), это уже не отвлечённая философская категория. Разрез кровоточит: «в кольцах сердится ещё смола, сочась» — и оборачиваясь кипящей смолой inferno:

Кольца ада не что иное, как круги эмиграции. Для изгнанника свой единственный, запрещённый и безвозвратно утраченный город развеян всюду — он им окружён.

(«Разговор о Данте», IX)

Но современность, данная поэту как «до бесконечности расширенный час», предполагает своё средоточие, «пространство, сжатое до точки», которым для Данта была Флоренция, а для Мандельштама — «сердце родины — Москва».

Теперь касательно реалий, спровоцировавших выражения «испуганное мясо» и «расширенный час». Ещё в середине двадцатых у Мандельштама обнаружилось заболевание, в те годы именуемое «грудной жабой» — приступы удушья, сопровождаемые усиленным сердцебиением и немотивированным чувством страха. Врачи связывали грудную ангину (лат. angina — жаба) с заболеванием сердца и сосудов, в частности, с расширением аорты. Отсюда истоки многих образов поэта, начиная ещё с «армянского» периода, когда Мандельштам впервые болезненно ощутил «роковое в груди колотьё». «Колотьё» — не обязательно от глагола «колоть», но, возможно, и от созвучного «колотиться».

Тема раскаяния присутствует в стихах, обращённых к художнику Фаворскому, в те годы, несмотря на религиозность своего склада и взглядов, отдавшего своё искусство на службу «культа личности».

(Н. Струве)

Нет, не раскаяние, а чувство вины испытывает поэт, прямо заявляя об этом: «Я сердцем виноват». При этом, правда, делая разграничение между своим сердцем и некоей «сердцевиной», которая также виновна, благодаря игре слов: «сердце», «вина» — «сердцевина». Словесная игра из более раннего «Средь народного шума и спеха…», где есть некоторое уточнение: «и к нему, в ЕГО сердцевину». Здесь же, в стихотворении «Как дерево и медь…», Мандельштам словами «и сердцевина — часть до бесконечности расширенного часа» распространяет ЕГО вину на всех современников, в том числе и на себя. Но сила и могущество «кремлёвского горца» в том, что он «в сердцевине» — в фокусе ментального пространства своего народа, своей страны, являясь как бы его осью. Поэтому, несмотря на виновность, «должник сильнее иска» и, дабы до конца оставаться «с гурьбой и гуртом», поэт осуществляет мысленную «явку с повинной»:

И к нему, в его сердцевину

Я без пропуска в Кремль вошёл,

Разорвав расстояний холстину,

Головой повинной тяжёл. ..

3

Работая над архивом поэта, И. Семенко сочла опиской слово «этой» в последней строке прижизненного чистового списка рукой Н. Я. Мандельштам. «Спасая», хотя бы частично, «пошатнувшийся» размер, она меняет слово «этой» на «той»:

 

Я обведу ещё глазами площадь всей	(6-ст. ямб)
Той площади с её знамён лесами.	(5-ст. ямб)

 

Но описка, что выглядит более естественно, могла состоять в пропуске повторного слова «всей»:

 

Я обведу ещё глазами площадь всей	(6-ст. ямб)
<Всей> этой площади с её знамён лесами	(6-ст. ямб)

 

Т. е. всё пространство этой площади. Но обвести глазами всю заполненную народом площадь, если учесть дату написания стихотворения — столетнюю годовщину смерти Пушкина, с конкурсом «рукотворных» памятников, можно либо с пьедестала, либо с трибуны, если тень бронзового кумира в первой строфе намекает на тяжбу поэта и вождя, подобную той, что показана Пушкиным в «Медном всаднике».

А «леса знамён» могут быть отсылкой не только к строкам Хлебникова

И когда знамёна оптом

Пронесёт толпа, ликуя,

Я проснуся, в землю втоптан,

Пыльным черепом тоскуя

— как было отмечено Н. Я. Мандельштам:

О. М. неожиданно мне сказал: «А может, я действительно увижу этот парад», а потом заметил, что на наши парады он попасть не может, а в стихах есть предчувствие, что он его увидит — неужели случится что-то совсем неожиданное, при котором он увидит, как «толпа, ликуя». ..

«Леса знамён» могли вырасти из XXXIV песни Inferno «Божественной комедии», с которой Мандельштам не расставался весь период ссылки, специально даже изучив итальянский:

Vexilla regis prodeunt inferni. — К латинским словам церковного гимна «Близятся знамёна царя» Вергилий добавляет «inferni», разумея под этими знамёнами шесть крыльев Люцифера, уже возникшие перед ними во мгле.

(Комм. М. Лозинского)

И это возвращает нас на те же круги, к «шестипалому», как называет его Н. Я. Мандельштам, а намёки на отождествление вождя с дантовым Люцифером можно обнаружить и в «Оде», и во многих стихотворениях по времени и смыслу к ней примыкающих, но уже с другим, «царским» эпитетом, на что указывают слова «час грозных площадей» (в самой «Оде» площадь «чудная»), что возводит поэта не на пьедестал, но на лобное место.

5. БЛЕСТЯЩАЯ ОШИБКА

Лишив меня морей, разбега и разлёта

И дав стопе упор насильственной земли,

Чего добились вы? Блестящего расчёта:

Губ шевелящихся отнять вы не могли.

май 1935

Хотя ещё Карамзин позволил себе своеобразный речевой оборот, называя «основание новой столицы среди зыбей болотных» «ещё одной блестящей ошибкой Петра Великого», «их» неспособность лишить поэта голоса «блестящим расчётом» назвать затруднительно.

Автограф стихотворения отсутствует, поскольку, по свидетельству Н. Я. Мандельштам, стихотворение в своё время записывалось шифром, не зафиксировавшим авторской пунктуации, и для некоторого прояснения смысла может быть предложена интонационная конъектура — хотя и она не раскрывает до конца преследуемую «ими» цель:

Чего добились вы? Блестящего расчёта? —

Губ шевелящихся отнять вы не могли.

Первая строка стихотворения аллюзивна к «Альбатросу» Бодлера:

Когда в морском пути тоска грызёт матросов,

Они, досужий час желая скоротать,

Беспечных ловят птиц, огромных альбатросов,

Которые суда так любят провожать.

И вот, когда царя любимого лазури

На палубе кладут, он снежных два крыла,

Умевших так легко парить навстречу бури,

Застенчиво влачит, как два больших весла.

Быстрейший из гонцов, как грузно он ступает!

Краса воздушных стран, как стал он вдруг смешон!

Дразня, тот в клюв ему табачный дым пускает,

Тот веселит толпу, хромая, как и он.

Поэт, вот образ твой! Ты так же без усилья

Летаешь в облаках, средь молний и громов,

Но исполинские тебе мешают крылья

Внизу ходить в толпе, средь шиканья глупцов.

(Пер. П. Якубовича)

По-видимому, комментарии здесь излишни, хотя возможно отметить возникающую ассоциативную связь с пресловутой трубкой отца народов и отношение к «сброду тонкошеих вождей» как к «толпе шикающих глупцов».

Но строка «и дав стопе упор насильственной земли», завершая аллюзию к Бодлеру, передаёт эстафету Данту, начинающему подъём из леса грехов и заблуждений на холм спасения, к «выси озаренной, началу и причине всех отрад»:

Когда я телу дал передохнуть,

Я вверх пошёл, и мне была опора

В стопе, давившей на земную грудь.

(Ад, Песнь I. — С. 28—30)

Тогда расчёт действительно «блестящий». Оторванный от Черноморья и «прикреплённый» к Черноземью поэт принимает — вернее, пытается принять — «их» условия игры:

Лишь бы страна со мною говорила

И на плечо в полпальца мне давила

Товарищески ласкова и зла…

(«Стансы», вар.)

Удалась ли эта попытка, скажут дальнейшие стихи, начиная от «Камы» и «Стансов» и вплоть до двусмысленной «Оды».

Здесь же необходимо отметить, что земля снабжена эпитетом «насильственная», объяснимым не только ссылкой поэта в Черноземье. Так, даже в «программном» панегирике «Чернозём», по воле автора открывающем воронежский цикл, звучат диссонирующие ноты:

И всё-таки земля — проруха и обух.

Не умолить её, как в ноги ей не бухай:

Гниющей флейтою настраживает слух,

Кларнетом утренним зазябливает ухо…

А это уже не «безоружная работа», но «русский бунт, бессмысленный и ужасный» и настороженный слух «чернолюдья» к голосу «гнилой» интеллигенции.

В третьей строфе «Стансов» Мандельштам назовёт «блестящий расчёт» «нелепой затеей», говоря об отлучении от Москвы:

Проклятый шов, нелепая затея —

Нас разлучили, а теперь пойми:

Я должен жить, дыша и большевея

И перед смертью хорошея —

Ещё побыть и поиграть с людьми!

Харджиев (прим. к «Библ. Поэта») полагает слова «ещё побыть и поиграть с людьми» реминисценцией тютчевских строк:

Играй, покуда над тобою

Ещё безоблачна лазурь,

Играй с людьми…

Но, кажется, гораздо ближе здесь слова протопопа Аввакума, столь почитаемого Мандельштамом:

Мне веть неколи плакать: всегда играю со человеки, также со страстьми и похотьми бьюся, окаянный…

6. ДАЛЁКИЙ ОТГОЛОСОК

Я живу на важных огородах.

Ванька-ключник мог бы здесь гулять.

Ветер служит даром на заводах,

И далёко убегает гать.

Чёрнопахотная ночь степных закраин

В мелкобисерных иззябла огоньках.

За стеной обиженный хозяин

Ходит-бродит в русских сапогах.

И богато искривилась половица —

Этой палубы гробовая доска.

У чужих людей мне плохо спится

И своя-то жизнь мне не близка.

апрель 1935

Однажды в разговоре Пастернак заметил, что обычно «Осип Эмильевич вводит новое в общую беседу, до него заведённую»³. В данном случае Мандельштам очевидно «встрял» в серию пятистопных хореев, начатую задолго до него Лермонтовым:

Популярным пятистопный хорей сделал только Лермонтов. Правда, он написал этим размером всего четыре стихотворения, но одно из них, знаменитое предсмертное «Выхожу один я на дорогу…», настолько воздействовало своей суггестивной силой на целый ряд поэтов после Лермонтова, что они заодно с его темой подхватили и его ритм. Это стихотворение открывает собой ряд лирических раздумий о жизни в непосредственном соприкосновении с природой. Особенно интересны стихотворения, в которых параллельно развиваются две темы: динамическая тема пути вкупе со статической темой жизни. ⁴

И хотя метрика стихотворения изменчива (стихи 5, 6 и 9, 10 — шестистопные), многие его признаки указывают на близость к Лермонтову, вплоть до возможного анаграммирования:

ВЫхоЖУ один Я НА ДОРОГУ

Я ЖИВУ НА важных оГОРОДах

К таковым признакам относятся и соответствия некоторых ключевых для обоих текстов выражений:

кремнистый путь — далёко убегает гать⁵

ночь тиха — чёрнопахотная ночь

пустыня — степные закраины

звёзды — мелкобисерные огоньки

не жду от жизни ничего я — своя-то жизнь мне не близка

я б хотел забыться и заснуть — мне плохо спится

могила — гробовая доска

Есть дорога в выси, на ясном зримая небе, Млечным зовётся Путём, своей белизною заметна. То для всевышних богов — дорога под кров Громовержца, в царский Юпитера дом.⁶

Есть и тернистый путь смертных, «кремнистый путь», едва брезжащий сквозь земной туман.

И возникает двоящийся образ, поскольку слова «сквозь туман кремнистый путь блестит» могут быть отнесены как к пути земному, так и к Пути Млечному — небесному, пролегающему через пустыню, населённую лишь «одиноким множеством звёзд».

У Мандельштама такое же двоение ощущается в словах «чёрнопахотная ночь степных закраин / в мелкобисерных иззябла огоньках», где совершенно отсутствует грань, разделяющая земное и небесное — что даёт некоторое основание видеть и в следующих двух стихах двоящийся образ:

За стеной обиженный хозяин

Ходит-бродит в русских сапогах.

Т. е. на образ вполне конкретного хозяина квартиры в Воронеже, где поэт отбывает наказание за «обиду» вождя, наложен образ хозяина «небесного», расхаживающего в ночи по кабинету за кремлёвской стеной в «русских сапогах», лишь оттеняющих его нерусскость.

Тема «обиженного хозяина» поддержана аллюзиями первой и третьей строф, где Ванька-ключник, «обидевший» князя, аукается с тенью Овидия, сосланного императором Августом на самые что ни на есть «степные закраины» Римской империи. Ведь «если Овидий что-то совершил, то это было прелюбодеяние с женой или дочерью императора… если Овидий виновен делом, то он был любовником Юлии младшей…»⁷ и т. п. — гласит предание. В свою очередь, Ванька-ключник не чужд поэзии в духе «Любовных элегий» Овидия. Перед казнью он просит гусли и поёт о своих эротических похождениях с женой князя.⁸

Тень Овидия проецирует в стихотворение воспоминания о дороге к месту ссылки на «гробовых досках палубы» как Овидия, так и Мандельштама — и «цыгана дикого рассказ» о ссыльном поэте:

Царём когда-то сослан был

Полудня житель к нам в изгнанье.

…………… ………………………………….

Не разумел он ничего

И слаб, и робок был, как дети.

Чужие люди для него

Зверей и рыб ловили в сети.

(Пушкин. Цыганы)

Прошло более десяти лет после написания Мандельштамом «Я живу на важных огородах…», но вот в январе 1946-го в гостях у Пастернака появляется «вестник» от Н. Я. Мандельштам, находящейся в Ташкенте, молодой поэт Э. Бабаев:

Дорогая Надежда Яковлевна!

Спасибо за письмо. Был ваш Эдик. Он мне очень понравился. У него прерывался голос, и он боролся со слезами, когда рассказывал об Осипе Эмильевиче и Казарновском… У меня сейчас очень странно складывается жизнь. Это вовсе не дань привычке всё без оснований углублять и преувеличивать, если я скажу, что помимо моей воли вещи очень большого смысла входят в круг моей судьбы и попадают в мои руки. Я знал всегда, что для настоящей ноты, нравственной и артистической, мало прижизненного поприща, и этот прицел охватывает более далёкий круг. Фатализм, рамки данности, чувство юмора в отношении к неизбежности — всё это, в конце концов, род горьких удобств, и я заставлял себя жить без их облегчающего участия. Но теперь мне больше нельзя оставаться и тем, что я есть, и как недостаёт мне сейчас Осипа Эмильевича, он слишком хорошо понимал эти вещи, он, именно и сгоревший на этом огне.

(Пастернак. Письмо к Н. Я. Мандельштам)

В это время Пастернак работает над романом. В это же время рождается первоначальный вариант «Гамлета», первого из стихотворений Юрия Живаго:

Вот я весь. Я вышел на подмостки.

Прислонясь к дверному косяку,

Я ловлю в далёком отголоске

То, что будет на моём веку.

Это шум вдали идущих действий.

Я играю в них, во всех пяти.

Я один. Всё тонет в фарисействе.

Жизнь прожить — не поле перейти.

А в августе того же сорок шестого появляется постановление ЦК о журналах «Звезда» и «Ленинград», и примерно тогда же «Гамлет» дополняется двумя средними строфами:

На меня наставлен сумрак ночи

Тысячью биноклей на оси.

Если только можно, Авва Отче,

Чашу эту мимо пронеси.

Здесь обращают на себя внимание слова «на оси», несколько затемняющие смысл, если рассматривать стихотворение только в «гамлетовском» ключе, но обретающие особое значение как отсылка к мандельштамовскому звукосимволу ОС —

Вооружённый зреньем узких ос

Сосущих ось земную, ось земную

………………………………………………….

Я только в жизнь впиваться и люблю

Завидовать могучим хитрым осам.

— и к связанной с ним общей темой провидческого зрения «Канцоной»:

Я люблю военные бинокли

С ростовщическою силой зренья

Две лишь краски в мире не поблёкли —

В жёлтой — зависть, в красной — нетерпенье.

Смерть одного из поэтов не прервала диалог, начавшийся ещё в начале тридцатых. И не нам судить, кто из поэтов более прав. «И это будет вечно продолжаться».

08.07.94

7. МЁД И ДЁГОТЬ

На каменных отрогах Пиэрии

Водили музы первый хоровод,

Чтобы, как пчёлы, лирники слепые

Нам подарили ионийский мёд.

И холодком повеяло высоким

От выпукло-девического лба.

Чтобы раскрылись правнукам далёким

Архипелага нежные гроба.

Бежит весна топтать луга Эллады,

Обула Сафо пёстрый сапожок / башмачок,

И молоточками куют цикады,

Как в песенке поётся, перстенёк.

Высокий дом построил плотник дюжий,

На свадьбу всех передушили кур,

И растянул сапожник неуклюжий

На башмаки все пять воловьих шкур.

Нерасторопна черепаха-лира,

Едва-едва беспалая ползёт,

Лежит себе на солнышке Эпира,

Тихонько грея золотой живот.

Ну, кто её такую приласкает,

Кто спящую её перевернёт?

Она во сне Терпандра ожидает,

Сухих перстов предчувствуя налёт / полёт.

Поит дубы холодная криница,

Простоволосая шумит / бежит трава,

На радость осам пахнет медуница.

О, где же вы, святые острова,

Где не едят надломленного хлеба,

Где только мёд, вино и молоко,

Скрипучий труд не омрачает неба

И колесо вращается легко?

Киев, 2 мая (?) 1919

Мандельштам, настойчиво именуя стихотворение «Черепахой»⁹, даёт нам основание полагать смысловым центром, сердцевиной третью строфу:

Нерасторопна черепаха-лира,

Едва-едва беспалая ползёт,

Лежит себе на солнышке Эпира,

Тихонько грея золотой живот.

Ну, кто её такую приласкает,

Кто спящую её перевернёт?

Она во сне Терпандра ожидает,

Сухих перстов предчувствуя налёт.

Т. е. пребывающая в блаженном оцепенении поэзия-музыка в предчувствии некоего переворота.

Известно, что поэт Терпандр (VII в. до Р. Х.), уроженец острова Лесбос, — родины Сафо — перебравшись на полуостров, перенёс в Спарту эолийскую музыкально-песенную традицию, изрядно её реформировав. Его поэзия «получила тут суровый, строгий характер в духе граждан государства».¹⁰ Кроме того, «Терпандр был, согласно Suidas, изобретателем семиструнной лиры».¹¹ И, что очень важно, впервые ввёл инструментальные вступления к ритуальным песнопениям, т. е. сделал первую попытку оторвать мелос от слова, дал прецедент «чистой» музыки.¹²

Сам Мандельштам по этому поводу говорит:

В древнем мире музыка считалась разрушительной стихией. Эллины боялись флейты и фригийского лада, считая его опасным и соблазнительным, и каждую новую струну кифару Терпандру приходилось отвоёвывать с великим трудом. Недоверчивое отношение к музыке как к подозрительной и тёмной стихии было настолько сильно, что государство взяло музыку под свою опеку, объявив её своей монополией, а музыкальный лад — средством и образцом для подражания политического порядка, гражданской гармонии — эвномии. Но и в таком виде эллины не решались предоставить музыке самостоятельность: слово казалось им необходимым, верным стражем, постоянным спутником музыки. Собственно чистой музыки эллины не знали — она всецело принадлежит христианству.

(«Скрябин и христианство»)

Сопоставляя стихотворение с вышеприведённой цитатой, можно сделать вывод, что Мандельштам, кроме всего прочего, считал Терпандра проповедником новых для эллинов минорных тональностей. Терпандр добавляет новые струны к уже существующим, по существу перестраивая кифару с ионийского лада («ионийский мёд» первой строфы) — натурального мажора — на миксолидийский¹³ и фригийский, как тяготеющие к минору лады.

Строфа о черепахе-лире привлекла внимание И. Одоевцевой, одной из первых слушательниц стихотворения:

Отчего черепаха-лира ожидает Терпандра, а не Меркурия? И разве Терпандр тоже сделал свою кифару из черепахи?

— вопрошает она Мандельштама как зарвавшегося троечника.

Созданная Меркурием-Гермесом аполлоническая кифара, — т. е. кифара, несущая ионийский (натуральный мажор) либо тяготеющий к нему дорийский лад и приспособленная лишь для строгого ритмического аккомпанемента — выпав из рук растерзанного менадами Орфея, была принесена морскими волнами к берегам Лесбоса, где её ожидали встречи с перстами не только Терпандра, но Сафо, Алкея и др.

С двумя божествами искусств, Аполлоном и Дионисом, связано наше знание о той огромной противоположности в происхождении и целях, которую мы встречаем в греческом мире между искусством пластических образов — аполлоническим — и непластическим искусством музыки — искусством Диониса,

— говорит Ницше в начале своего «Рождения трагедии из духа музыки». Аполлоническое начало проявляет себя в создании иллюзорных видений, в сновидчестве. Второй важнейшей чертой образа Аполлона является

полное чувство меры, самоограничения, свобода от диких порывов, мудрый покой бога — творца образов… Про Аполлона можно было бы даже сказать, что в нём непоколебимое доверие к принципу индивидуации и спокойная неподвижность охваченного им существа получили своё возвышеннейшее выражение.

И черепаха-лира ведёт себя вполне соответственно с этим определением, грея золотой живот под «солнечным оком» Аполлона, но уже в ожидании того переворота, который совершит в поэзии-музыке дионисиец Терпандр.

Но всё это — и эллинская «география», и свадебно-сафическая тематика второй строфы — для поэта, кружащегося в сложном переплетении эротических увлечений и одновременно бегущего «от рёва событий мятежных» (или вслед за ними?), является только внешним смысловым строем стихотворения; так сказать, панцирем черепахи-лиры.

И в Киеве девятнадцатого года, в разгар гражданской войны (а именно тогда и там создавалось стихотворение), когда герои ещё не написанной «Белой гвардии» с великим трудом решали вопрос: «искусити Дону великаго» или принять большевизм, — Мандельштам уподобляет Терпандра автору «Слова о полку Игореве». И пальцы Терпандра, «налетающие» на черепаху-кифару (в раннем варианте было не «налёт», а «полёт»), оборачиваются «сухими перстами» — когтистыми лапами десяти Бояновых соколов, терзающими лебединые струны, побуждая их не к свадебным песенкам, а к «трудным повестям».

У Г. Левинтона отмечены и разобраны все явные славянизмы этого «эллинистического» стихотворения; исследовано влияние переводов Сафо Вяч. Ивановым и В. Вересаевым. Но для чего поэту было необходимо повторять приём переводчика Сафо? И слова Мандельштама об эллинизме Вяч. Иванова, который «ни на одну минуту не забывает себя, говорящего на варварском родном наречии», могут быть применены к самому Мандельштаму, не забывающему и того пространственно-временного среза, в котором он пребывает. «Эллинистическое» стихотворение, написанное в Киеве девятнадцатого года — не только в одном из городов новоиспечённой Советской Украины, но и в стольном граде Киевской Руси — не могло не впитать в себя «варварские» реалии.

Не «чужих певцов блуждающие сны», нет — скитающаяся поэтическая Психея поэта

узнаёт себя в одном из вечных сюжетов, рядящемся в одежды современности. «Всё было встарь, всё повторится снова…»

И если Вяч. Иванов «варваризирует» переводы песенок Сафо, дабы передать их «народный» колорит, то Мандельштам вводит в «эллинистическое» стихотворение украинизмы-русизмы, имея целью выявление себя действующим участником вечного мифа не только во времени, но и в данной точке пространства.

В пользу такой трактовки второго, внутреннего смыслового строя стихотворения говорит и «высокий холодок выпукло-девического лба», отсылающий нас не только к словам статьи «Барсучья нора»: «Высокий математический лоб Софьи Перовской <…> веет уже мраморным холодком настоящего бессмертия» — словам, вызвавшим сомнения Г. Левинтона:

Определение математический относится к ассоциативно связанной с Софьей Перовской — Софье Ковалевской, т. е. ясно, что для Мандельштама здесь было важно само имя Софья в силу его греческой этимологии (ср. теологическую традицию) и фонологического сходства с именем Сафо.

(Г. А. Левинтон. На каменных отрогах Пиэрии)

Кроме Софьи Перовской, сменившей «пёстрый башмачок» на «рассохлые сапоги» народовольцев, была ещё одна обладательница «выпукло-девического лба» — Марина Цветаева, чьи стихи времени гражданской войны (сб. «Вёрсты» и особенно «Лебединый стан»), претендующие на право «раскрыть правнукам далёким» гроба и безымянные могилы междоусобной бойни, пронизаны аллюзиями к «Слову о полку…» и летописными «варваризмами»:

Посвящаю эти строки

Всем кто мне устроит гроб.

Приоткроет мой высокий

Ненавистный лоб.

Этот лоб, всегда скрываемый чёлкой, Мандельштам знал не только по этим строкам. В стихотворении «Не веря воскресенья чуду…», посвящённом Цветаевой, он пишет:

Целую локоть загорелый

И лба кусочек восковой.

Я знаю — он остался белый

Под смуглой прядью золотой.

В те времена киевская «наречённая» поэта ещё не давала ему оснований именовать её Софьей-Сафо, от чьего лба веет высоким холодком — её лобик был ещё наивно-детским:

Дай лобик твой поцеловать — выпуклый детский лобик! Дочка моя, сестра моя, я улыбаюсь твоей улыбкой и голос твой слышу в тишине.

— пишет он в декабре 1919 г. из Феодосии в Киев.

И, наконец, в риторическом восклицании «О, где же вы, святые острова…» строка «где не едят надломленного хлеба» означает не только мир дохристианский, не знающий таинства евхаристии, мир мёда поэзии и дионисийских «вина и молока», — надломленный хлеб может быть понят (в свете метафоры самого Мандельштама ХЛЕБ — НАРОД¹⁴ из статьи «Пшеница человеческая») как Россия, расколотая гражданской войной, народ и культура, пожираемые голодным временем:

В жизни слова наступила героическая эра. Слово — плоть и хлеб. Оно разделяет участь хлеба и плоти: страдание. Люди голодны. Ещё голоднее государство. Но есть нечто более голодное: время. Время хочет пожрать государство.

(«Слово и культура», 1921)

И «скрипучий труд»¹⁵ снова возвращает нас к «трудным повестям» о полку Игореве:

<…> тогда Игорь възре на светлое Солнце и виде отъ него тьмою вся воя прикрыты.

Т. е. своим поступком Игорь «омрачил небо», вызвал затмение, знаменующее неудачу похода на половцев, вначале бегущих от Игорева войска:

А половцы неготовами дорогами побегоша к Дону великому; крычать телегы полунощы, рци, лебеди роспужени.¹⁶

При учёте аллюзивности стихотворения к «Слову о полку Игореве» несколько иначе выглядит и «золотой живот» черепахи, если вспомнить князя Игоря «иже погрузи жиръ во дне Каялы, реки Половецкия, русского злата насыпаша» и ст.-сл. «животъ» в значении «жизнь».

Любопытно также отметить, что «терпкое» греческое слово τερεβινφοσ— «живица, смола хвойных деревьев» — вошло в русский язык в произношении «терпентин», совпадая по звучанию с τερψισ (τερπω) — «удача, наслаждение, удовольствие» — словом, от которого, видимо, и образовано имя Терпандр. А о том, как О. Маккавейский «помог» Мандельштаму окончить стихотворение, предложив строку «И колесо вращается легко» (стало быть, его тележная ось смазана добываемым из терепентина дёгтем¹⁷, примешанным к «мёду» слова ταρπω), поведал в своих воспоминаниях поэт с не менее «терпкой» фамилией Терапиано.¹⁸

8. ПОЭТ И ТОПОР

Пастернаку в это время хотелось во что бы то ни стало вытащить Мандельштама из отщепенчества, которому тот самозабвенно предавался.

(Координаты, 7)

Сохрани мою речь навсегда за привкус несчастья и дыма,

За смолу кругового терпенья, за совестный дёготь труда.

Как вода в новгородских колодцах должна быть черна и сладима,

Чтобы в ней к Рождеству отразилась семью плавниками звезда.

И за это, отец мой, мой друг и помощник мой грубый,

Я — непризнанный брат, отщепенец в народной семье, —

Обещаю построить такие дремучие срубы,

Чтобы в них татарва опускала князей на бадье.

Лишь бы только любили меня эти мёрзлые плахи —

Как прицелясь на смерть городки зашибают в саду, —

Я за это всю жизнь прохожу хоть в железной рубахе

И для казни петровской в лесу топорище найду.

3 мая 1931

Первые шесть стихов — о самом поэте и адресате послания, вторая часть — от слова «обещаю» — собственно текст «присяги».

Вначале об адресате. Говорит жена поэта:

«Сохрани мою речь…» не посвящалось никому. О. М. сказал, что только Ахматова могла бы найти последнее не хватавшее ему слово — речь шла об эпитете «совестный» к дёгтю труда. Я рассказала об этом Анне Андреевне — «он о вас думал» (это его буквальные слова) потому-то и потому-то… Тогда Анна Андреевна заявила, что, значит, он к ней обращается, и поставила над стихотворением три «А». Вполне допустимо, что так и было.

(Мандельштам Н. Я. Кн. III. — Париж, YMCA-PRESS, 1987. — С. 156.)

Но даже при допущении, что Ахматова может быть «грубым помощником», обращение «отец мой» явно ей не идёт. Да и ни царю, ни герою (Бога опускаем) не по плечу казнить или миловать — рукописи не горят! — слово поэта. Суд над ним — прерогатива живой культуры, в данном случае языка русской поэзии — к которому, кстати, и обращено стихотворение.

А конкретные адресаты, которым могло быть посвящено «Сохрани мою речь…», вычислимы из строки «за смолу кругового терпенья, за совестный дёготь труда». Если к появлению эпитета «совестный» причастна Ахматова, то за «смолу кругового терпенья» ответственен Пастернак, после смерти Маяковского — каковой «был и остался лучшим, талантливейшим поэтом эпохи» (из открытого письма Сталина Берии) — невольный кандидат на вакантное место российского поэта № 1.

Запах и вяжущий вкус терпентина (смолы терпентинного дерева — разбавителя масляных красок), очевидно, был знаком Пастернаку, сыну художника, с самого детства. Слова о «терпком терпеньи смолы, о друзьях, для которых малы мои похвалы и мои восхваленья, мои славословья, мои похвалы» — из стихотворения Пастернака «Лето». Возможно, эти несколько ироничные славословья (но — кто знает — м. б., и наивно-искренние) Мандельштам, переосмыслив, возвращает в первоисточник, вполне оценив аллитерационную игру поэта. У Мандельштама «смола кругового терпенья» — отсылка и к кипящей смоле кругов Дантова Inferno; и к кольцам среза древесного ствола, где «сердится ещё смола, сочась» — временным кольцам вокруг сердцевины, «сердца времени»; и к смазанным «совестным дёгтем» осям тележных колёс чёрной подёнщины.

Несмотря на отдельные выпады — «хаос иудейский» в «Шуме времени» и «дядя Моня с Бассейной» в «Четвёртой прозе», — Мандельштам к своему инородству относительно индифферентен. Иное дело Пастернак. По свидетельству И. Берлина,

Пастернак был русским патриотом. Чувство исторической связи с родиной было у него чрезвычайно глубоким. <…> Особенно проявлялось это страстное, почти одержимое стремление Пастернака прослыть русским писателем, чьи корни глубоко уходят в русскую почву, в его отрицательном отношении к своему еврейскому происхождению. Ему страшно не хотелось затрагивать эту тему — не то чтобы он её особенно стеснялся, — просто она была ему очень неприятна. Он хотел, чтобы евреи ассимилировались, исчезли как народ. За исключением ближайшей семьи, родственники — в прошлом или настоящем — не вызывали у него решительно никакого интереса. Он говорил со мной как верующий — хотя каким-то своим самобытным образом — христианин. <…> Я заметил, что каждое моё упоминание о евреях или Палестине причиняло Пастернаку видимое страдание. В этом отношении он отличался от своего отца, художника. Как-то я спросил Ахматову, проявляли ли её близкие друзья-евреи — Мандельштам, Жирмунский или Эмма Герштейн — чувствительность к данному предмету. Она ответила, что никто из них особенно не любил заурядной еврейской буржуазной среды, из которой они произошли, но ни у кого не было такого нарочитого избегания еврейской темы, как у Пастернака.

(Берлин И. — В сб.: Воспоминания о Борисе Пастернаке, 1993. — С. 525—526.)

Ещё десятилетием раньше, в 1920-м, Мандельштам признаётся:

Слаще пенья итальянской речи

Для меня родной язык,

Ибо в нём таинственно лепечет

Чужеземных арф родник.¹⁹

Родник — слово, стоящее в одном ряду с такими как РОД — РОДИНА — хрестоматийный язык РОДНОЙ РЕЧИ — РОДНИЧОК (темя у новорождённых). В «Сохрани мою речь…» слово «родник» подменяется близким по значению «колодец» (южнорусское «колодезь» — ключ, родник, исток речки). И болезненное переживание Пастернаком своего инородства порождает образ отражённой в блюдце воды новгородского колодца меноры, ритуального еврейского семисвечника, как звезды с семью плавниками — что, в свою очередь, является репликой на пастернаковское «Определение поэзии»:

Всё, что ночи так важно сыскать

На глубоких купаленных доньях,

И звезду донести до садка

На трепещущих мокрых ладонях.

У нестандартного для своего времени друга Мандельштама, биолога Кузина, «были также претензии к языку Мандельштама в стихотворениях “…о русской поэзии…” и “Сохрани мою речь навсегда…”. По-русски не говорят “на бадье”; нужно говорить “в бадье”» (Герштейн Э. — С. 107). Но бадья, как известно, есть широкое и низкое деревянное ведро вместимостью от 25 до 100 кг, которым не воду из колодца черпали, но — в основном — поднимали руду либо породу из шахты. БСЭ гласит:

Спуск и подъём людей в шурфах производится также при помощи бадьи: рабочий становится на край бадьи и держится руками за канат.

Кроме того, татары, опять же как известно, до Новгорода и его колодцев не добрались, а посему «татарву» и «князей» следует понимать метафорически. Возможно, Мандельштам под «князьями» разумел дворян-декабристов, отбывавших срок «во глубине сибирских руд» — откуда и «мёрзлые плахи». Ведь стихотворение писалось в мае, и «мерзлоту» к реалиям не причислишь. А насчёт «татарвы», учитывая блоковских «Скифов» с раскосыми и жадными очами, у него есть интересные строки в стихотворении того же времени «Сегодня можно снять декалькомани…»:

Какое лето! Молодых рабочих

Татарские, сверкающие спины

………………………………………………….

Здравствуй, здравствуй,

Могучий некрещёный позвоночник,

С которым проживёшь не век, не два!

По поводу этих строк Н. Я. Мандельштам замечает:

«Татарские сверкающие спины» он выкинул без малейших сомнений из-за последней строчки: «Что-то совсем другое», — сказал он.

А другим, очевидно, явилось удивление не столько двужильностью «племени младого, незнакомого», сколько его двухребетностью. Один хребет — хрустнувший в начале века «в тяжёлых нежных наших лапах»; позвонки его необходимо склеить кровью, «флейтою связать». Другой — «некрещёный» — лучше всего охарактеризовать словами баллады А. К. Толстого:

Обычай вы наш переймёте.

На честь вы поруху научитесь класть.

И вот, наглотавшись татарщины всласть,

Вы Русью её назовёте…

Тогда, видя в «князьях» аристократию (термин буржуазия здесь не очень удобен), а в «татарве» — пролетариат, можно предположить, что предлагает Мандельштам новому режиму в отчаянной попытке стать «со всеми сообща и заодно с правопорядком».

В это же время (весна 1931-го, точная дата неизвестна) Пастернак пишет свой вариант стансов:

Столетье с лишним — не вчера,

А сила прежняя в соблазне

В надежде славы и добра

Глядеть на вещи без боязни.

И высока вероятность, что «петровская казнь» у Мандельштама является репликой на них:

Я за это всю жизнь прохожу хоть в железной рубахе

И для казни петровской в лесу топорище найду.

Н. Струве прочёл коду стихотворения как самоубийственную. Однако она ближе к знаменитому «я хочу, чтоб к штыку приравняли перо». Ведь, облачаясь в «железную рубаху», поэт оборачивается лопастью топора, ищущей лишь топорища для вершения кромешной работы (ср. его же вариант строки в «За гремучую доблесть…»: «Но, услышав тот голос, пойду в топоры, да и сам за него доскажу»). Но штык — это всё-таки боевое оружие, тогда как топор, да ещё взыскующий взаимности «мёрзлой плахи» — орудие палача.

Однажды Мандельштам сказал: «Ну что же, если нам не выдумать другого, давайте с веком вековать». А Феликс Эдмундович («TBC» — транскрипция Э. Багрицкого) добавил:

Твоё одиночество — веку под стать.

Оглянёшься — а вокруг враги;

Руки протянешь — и нет друзей;

Но если он скажет: «Солги», — солги.

Но если он скажет: «Убей», — убей.

9. И ВЕЧНОСТЬ БЬЁТ НА КАМЕННЫХ ЧАСАХ

1. Реймс — Лаон

Появление в Воронежских тетрадях Мандельштама стихотворения, обращённого к Франции («Я молю как жалости и милости…»), вполне объяснимо впечатлением от фильмов Чаплина («Новые времена», «Огни большого города»). Но на другой день он пишет «Я видел озеро…», впоследствии публикуемое под названием «Реймс — Лаон» (см. комментарий Харджиева), возникшим из-за пометки (когда? чьей рукой?), сделанной на полях белового автографа. В третьей книге воспоминаний Н. Я. Мандельштам уже называет стихотворение «Францией»:

Впоследствии О. М. сказал, что «Франция» пришла как «подступы» к стихам о неизвестном солдате. Сохранилось в автографе — с названием Реймс — Лаон.

(Н. Я. Мандельштам. Кн. III. — Париж, YMCA-PRESS, 1987. — С. 246.)

Если отнесённость к Франции первого стихотворения несомненна, то со вторым дело обстоит несколько сложнее. Несмотря на значительные лексические совпадения, заметно и различие образной нагрузки совпадающих слов:

с розой на груди — с разрезанной розой в колесе

но фиалка и в тюрьме — фиалковый пролёт

в океанском котелке — мальчишка-океан

в двухбашенной испарине — башнями скала вздохнула

с золотыми глазами козы — пролёт газель перебежала

А строки «французского» стихотворения «И кривыми картавыми ножницами / Купы скаредных роз раздразни» явно тяготеют к пятому стихотворению цикла «Армения»:

Руку платком обмотай и в венценосный шиповник,

В самую гущу его целлулоидных терний

Смело, до хруста её погрузи. Добудем розу без ножниц.

2

Я видел озеро, стоявшее отвесно, —

С разрезанною розой в колесе

Играли рыбы, дом построив пресный.

Лиса и лев боролись в челноке.

С первой же строки Мандельштам «авторитарно» (по выражению Н. Струве²⁰) заявляет: «Я видел», — хотя ни в Реймсе, ни в Лаоне (Лане), где нет озёр, он никогда не бывал. Однако комментаторами стихотворения отмечено совпадение со строками «Путешествия в Армению»:

Озеро, стоявшее отвесно. — Ср. «стояние озёрной воды на высоте четырёх тысяч футов».

(Комм. А. Нерлер // Мандельштам О. Э. Избранное: В 2-х т. — Т. 1. — С. 565.)

Кроме того, вода, фигурирующая в стихотворении вначале в виде «пресных» озера и речки, а затем «мальчишки-океана», вновь отсылает нас к «Путешествию…», где озеро Гокча (Севан) в некотором смысле отождествляется с системой Ладога—Нева (озеро—река):

<…> как будто медиум напускал на дотоле спокойную известковую воду сначала дурашливую зыбь, потом птичье кипенье и, наконец, буйную ладожскую дурь.

<…> Здеь Гокча образует пролив раз в пять шире Невы. Великолепный пресный ветер со свистом врывался в лёгкие.

(Мандельштам О. Э. Избранное: В 2-х т. — Т. 2. — С. 100.)

Но если видение «озера, стоявшего отвесно» не Франция, но Армения (не только Франция, но и Армения), то в «Путешествии…» легко обнаружить и каменную розу — солнечные часы, виденные Мандельштамом²¹ «на развалинах Звартноца в образе астрономического колеса или розы, вписанной в камень». Тогда «роза» будет восприниматься как олицетворение Армении, рассечённой на две части границей 387 года в результате борьбы за влияние между «лисой»-Византией и «львом»-Персией.

О рыбах, построивших пресный дом, разговор особый. Из реалий можно отметить общение Мандельштама с сотрудниками Севанской озёрной станции, «осуществлявшей комплекс гидрологических исследований, изучение рыбных богатств озера, опыты по искусственному разведению ишхана (форели)»²² и то, что предки современных армян ещё во втором тысячелетии до н. э. поклонялись духам водной стихии, о чём свидетельствуют «вишапы» — каменные идолы, напоминающие огромных рыб.²³

3

Глазели внутрь трёх лающих порталов

Недуги — недруги других невскрытых дуг.

Фиалковый пролёт газель перебежала,

И башнями скала вздохнула вдруг, —

Участь, постигшая большинство храмов на территории послеоктябрьской Российской империи как результат декретированного отделения церкви от государства и деятельности «воинствующих безбожников», сейчас общеизвестна. Мандельштам, посетивший Армению в тридцатом году, очень любопытно описывает своё «первое столкновение <…> с материей древнеармянской церкви» (так в первом издании: Звезда. — 1933. — № 5):

<…> небо земли араратской доставляет мало радости Саваофу: оно выдумано синицей в духе древнейшего атеизма.

<…> Первое столкновение в чувственном образе с материей древнеармянской архитектуры.

Глаз ищет формы, идеи, ждёт её, а взамен натыкается на заплесневевший хлеб природы или на каменный пирог.

Зубы зрения крошатся и обламываются, когда смотришь впервые на армянские церкви.

<…> Аштаракская церковка самая обыкновенная и для Армении смирная. Так — церквушка в шестигранной камилавке с канатным орнаментом по карнизу кровли и такими же верёвочными бровками над скупыми устами щелистых окон.

Дверь — тише воды, ниже травы.

Встал на цыпочки и заглянул внутрь: <…>

(Глава «Аштарак»)

Встал на цыпочки, чтобы заглянуть в пролом над, видимо, заколоченной дверью. А заканчивает Мандельштам эту главку тоже довольно любопытно:

С неба упало три яблока: первое тому, кто рассказывал, второе тому, кто слушал, третье тому, кто понял.

Но храмы Армении страдали «недугами» и во времена более отдалённые. В X в. землетрясением был разрушен «знаменитый центральнокупольный трёхъярусный храм» Звартноц. Уже в начале XX в. турками была превращена в загон для скота и полуразрушена церковь 1036 г. в бывшем религиозном центре Армении и некогда её столице — Ани²⁴ (архитектура храма в Ани — очевидно, попытка «повторить» Звартноц, Храм Бдящих Сил). На снимке, помещённом в первой (1926) Советской энциклопедии — возможно, Мандельштам видел его либо готовясь к путешествию, либо вспоминая о нём в Воронеже — можно увидеть, какие «недуги» глазеют внутрь её трёх лающих порталов, т. е. центрального и боковых. А «невскрытые дуги» — это ещё не разрушенные стены храма, образуемые концентрической аркадой.

Продолжая читать стихотворение в «армянском ключе», можно заметить, что, хотя — по словам Мандельштама — Армения и простояла «всё утро дней на окраине мира», но получила в награду и греческий фиал (φιαλη — фиал, пиала), занесённый на Восток эллинистическим прорывом после похода Александра («фиалковый пролёт»), и «розу Гафиза» в виде воздействия персидского Возрождения, «перебежавшего дорогу» эллинизму («газель» как поэтическая форма, но не коза). И понять, отчего в эпоху нескончаемых войн, строительств и следующих за ними разрушений «башнями скала вздохнула вдруг».

4

И, влагой напоён, восстал песчаник честный,

И средь ремесленного города-сверчка

Мальчишка-океан встаёт из речки пресной

И чашками воды швыряет в облака.

И вновь раскрыть смысл заключительной строфы помогают армянские источники. Горы Армении, разлучённые сёстры Масис (Арарат) и Арагац по своей внутренней сущности таковы, что воды тающих снеговых шапок не струятся с них горными ручьями, но пропитывают как губку и лишь вблизи подошвы пробиваются на поверхность множеством родников, ключей, образующих многочисленные озёра и речки. Именно здесь обитают каменные вишапы, оберегая «остатки водохозяйственных сооружений II тысячелетия д н. э.».

Конечно же, вулканические породы, образующие Арарат и Арагац, — это не песчаник. И ещё одно «французское» стихотворение Мандельштама — а именно «Франсуа Вийон», написанное через две недели после «Я видел озеро…», где «приятель и ветра, и капель» песчаник представляет собой гору, но рукотворную, египетскую пирамиду — отсылает нас к «горе», одному из сквозных образов поэтики Мандельштама:

Бывают эпохи, которые говорят, что им нет дела до человека, что его нужно использовать как кирпич, как цемент, что из него нужно строить, а не для него.

<…> Ассирийские пленники копошатся, как цыплята, под ногами огромного царя, воины, олицетворяющие враждебную человеку мощь государства, длинными копьями убивают связанных пигмеев, и египтяне и египетские строители обращаются с человеческой массой как с материалом, которого должно хватить, который должен быть доставлен в любом количестве.

<…> Все чувствуют монументальность форм надвигающейся социальной архитектуры. Ещё не видно горы, но она уже отбрасывает на нас свою тень, и, отвыкшие от монументальных форм общественной жизни, <…> мы движемся в этой тени со страхом и недоумением, не зная, что это — крыло надвигающейся ночи или тень родного города, куда мы должны вступить.

Здесь, наконец, сходятся Армения и Франция, наравне с Ассирией и Египтом, вплоть до петровской России, чей «стольный град» «вознёсся пышно, горделиво» на костях тысяч безвестных строителей. «Честный песчаник» объединил в себе миллионы песчинок, лёгших в основу «материи государственной архитектуры» множества великих культур. И, очень возможно, находясь на подступах к стихам о неизвестном солдате, «примеряя» стихотворение к различным эпохам и культурам, в том числе и к французскому средневековью, Мандельштам пишет на полях нечто вроде: «Реймс? — Лаон?»

Здесь, «на окраине мира», для Мандельштама замыкается круг «иудео-христианской культуры». И в армянских храмах он видит западноевропейские храмы раннего средневековья, в свою очередь имеющие своим прообразом храмы ближневосточной Сирии (об этом см. у А. Белого в его «Армении», написанной за несколько лет до путешествия Мандельштама).

Формы армянских церквей имеют много общего с романским и ранне-готическим зодчеством Зап. Европы, причём соответствующие кавказские памятники нередко датируются более ранним временем. Отмеченное сходство объясняется общим первоисточником. Армянская архитектура особенно тяготела к сев. Сирии, М. Азии, Месопотамии, откуда ею заимствована техника прекрасно притёсанных друг к другу квадров, составляющих облицовку полубутовой кладки.

(Армянское искусство // БСЭ. — М., 1926. — Т. 3.)

А слово «восстал» из первой строки — вовсе не заимствование из марксистско-ленинской брошюры о восстании пролетариата (ремесленный город-сверчок, гаврош-океан). Это, скорее, апокалиптическое восстание из мёртвых и пушкинское «восстань, пророк, и виждь, и внемли». Вода, обретшая соль и гейзером бьющая в небо, олицетворяет здесь возрождение, восстание юной культуры из гроба культуры окаменелой и древней.

Среди многих верований, бытовавших в Армении, не последнее место занимал и зороастризм. Поэтому есть смысл помянуть индо-иранского зороастрийского бога ветра, дождя и грозы Вату (ср. в «Вийоне»: песчаник — «приятель ветра и капель»), который подбрасывает воду к облакам и проливает её над «семью каршварами», т. е. над всем миром.²⁵

11. У НЕГО В ПОКОЯХ СПЯЩИХ

Оттого все неудачи,

Что я вижу пред собой

Ростовщичий глаз кошачий —

Внук он зелени стоячей

И купец травы морской.

Там, где огненными щами

Угощается Кащей, —

С говорящими камнями

Он на счастье ждёт гостей, —

Камни трогает клещами,

Щиплет золото гвоздей.

У него в покоях спящих

Кот живёт не для игры —

У того в зрачках горящих

Клад зажмуренной горы.

И в зрачках тех леденящих,

Умоляющих, просящих

Шароватых искр пиры.

декабрь 1936

Н. Я. Мандельштам смущал эпитет «умоляющий», сближающий «твой зрачок» с «Кащеевым котом».²⁶ Однако близость эта не случайна.

Сказочность персонажей стихотворения (Кащей, кот, купец) отсылает нас к пушкинскому Лукоморью. С другой стороны, поразительное ритмико-фонетическое созвучие — к «Маскараду» А. Белого:

Мандельштам

Там, где огненными щами

Угощается Кащей, —

С говорящими камнями

Он на счастье ждёт гостей, —

Камни трогает клещами,

Щиплет золото гвоздей.

Белый

Огневой крюшон с поклоном

Капуцину чёрт несёт.

Над крюшоном капюшоном

Капуцин шуршит и пьёт.

Но поскольку в сказочном Лукоморье царит «русский дух, там Русью пахнет», то и Кащей угощается не иноземным напитком, а родными «огненными щами» (кислые щи в старину — род шипучего кваса). Здесь же, забегая вперёд, отметим возможную связь между «капуцином» и бывшим семинаристом, поскольку накануне написания стихотворения

приезжавшая с Яхонтовым жена Лиля, сталинистка умильного типа, рассказывала О. М., каким дивным юношей — революционером, смельчаком, живчиком — был Сталин.

(Мандельштам Н. Я. Кн. I. — Париж, YMCA-PRESS, 1987. — С. 194.)

Очень может быть, тогда же было помянуто и семинаристское прошлое Вождя.

Каких же гостей поджидает купец Кащей? В былинном мире «гость» — это ещё и странствующий купец.

Стихотворение было направлено Н. Тихонову в сопровождении письма от 31 декабря 36-го года. Возможно, вместо рождественского подарка. А за две-три недели до этого Мандельштам пишет «Из-за лесов, из-за домов…». Третий стих имеет разночтение: «Гуди за власть ночных трудов // Гуди, помощник и моих трудов». Причём в комментариях Н. Я. Мандельштам не оговаривает, какой из вариантов поэт считал окончательным. Стих «Гуди за власть ночных трудов» мог быть заменён Мандельштамом по цензурным соображениям, как намекающий и на государственную эксплуатацию, и на известную привычку Вождя вершить свои дела в ночные часы. Принимая во внимание вариант «помощник и моих трудов», а также свидетельство Н. Я. Мандельштам

— Почему гудок? — спросила я.

— А, может быть, это я, — ответил О. М.

— можем считать, что первая строфа стихотворения — о, так сказать, государственном призыве рабочих и крестьян («заводов и садов») к трудам, вторая же — о самом поэте, с парадоксально-ироническим пассажем: «дыши сладко <…> под синим морем глубоко» и финальным «Звучи протяжно вглубь веков / Гудок советских городов» как утверждением вечной, вневременной силы поэзии, намёк на тему «нерукотворного памятника».

Стихотворение начинается с характерного для Мандельштама, по определению Бухштаба, зачина, в данном случае — былинно-сказочного, чем и вызывается к жизни образ Садко, тем более, что былинный Садко был не только гостем-купцом, но и гусляром (у Мандельштама — гудошником). Посему имя Садко придаёт первой строфе дополнительную смысловую окраску. Речь не столько о реальном заводском гудке, сколько об официозной, заказной государственной поэзии, утверждающей «власть ночных трудов» — и должной к трудам побуждать. Недаром именно в этот период Мандельштам предлагает Союзу писателей контролировать и направлять его творческую работу, его «труды».²⁷

Похоже, именно таких «гостей» поджидает Кащей «в покоях спящих».

Кроме того, былинный Садко оказывается связанным с Кащеем и зелёным глазом благодаря посредничеству В. Жуковского:

<…> лишь страшная смотрит со дна образина:

Два огромные глаза горят, как два изумруда;

Рот, разинутый, чудным смехом смеётся; два ряда

Крупных жемчужин светятся в нём, и язык, меж зубами

Выставясь, дразнит царя; а в бороду впутались крепко

Вместо пальцев клешни… <…> вылезает оттуда

Чудный какой-то старик, с бородою зелёной, с глазами

Также зелёными… <…> Подземельным

Царством владеет Кащей. Он давно уж тебя поджидает

В гости и очень сердит…

(«Сказка о Берендее»)

У Жуковского Кащей одновременно и Морской Царь, и обладатель Подземельного Царства. А что касается зелёных кошачьих глаз и клещей, то это «обычная для Мандельштама перестановка», как утверждает в своих воспоминаниях Н. Я.:

Вот хотя бы случай с клешнями в стихотворении Жуковского о Кащее, прочитанном в детстве, и потерпевшем сдвиг: клешни сдвинулись в клещи, которыми Кащей трогает гвозди. Здесь обычная для Мандельштама перестановка, но не эпитета, а функции предмета: клещами вытягивают гвозди, а не трогают камни. Но в словах «щиплет золото гвоздей» дано зрительное представление о первом движении перед вытягиванием гвоздя, когда клещи защепляют его… Мандельштам, в детстве собиравший гвозди и назвавший их «колючим сокровищем», вынудил собирателя кладов Кащея разделить свою детскую страсть.

(Мандельштам Н. Я. Кн. II. — Париж, YMCA-PRESS, 1987. — С. 449.)

Но далеко не детская страсть владела Кащеем летом 1936-го года:

Радио оповестило нас о начале террора. Убийцы Кирова, сказал диктор, найдены, готовятся процессы… Выслушав сообщение, мы молча вышли на монастырскую дорогу. Говорить было не о чем — всё стало ясно.

(Мандельштам Н. Я. Кн. I. — Париж, YMCA-PRESS, 1987. — С. 190.)

Позже стало известно, что и сам кователь гвоздей Н. Тихонов едва не попал в «огненные щи», когда по его «делу» были арестованы Заболоцкий, Хармс и многие другие:

В застенках росло и пухло дело Эренбурга, Шолохова, Ал. Толстого, которых и не думали трогать. Десятки, если не сотни, людей попадали в лагеря по обвинению в заговоре, во главе которого стояли Тихонов и Фадеев.

(Мандельштам Н. Я. Кн. I. — Париж, YMCA-PRESS, 1987. — С. 302.)

Итак, с гвоздями всё более или менее ясно. Даже с тем, что «кошмарней, чем фантазия Гете». Теперь тронем наудачу «говорящие камни». Ближайший, лежащий рядом: «Как землю где-нибудь небесный камень будит, / Упал опальный стих…», и более отдалённые — «из тех, которые брал Демосфен в рот, чтобы выработать себе отчётливую дикцию» (из рецензии Волошина на «Камень»).

Кружевом, камень, будь

И паутиной стань

Неба пустую грудь

Тонкой иглою рань.

Будет и мой черёд.

Чую размах крыла.

Так, но куда уйдёт

Мысли живой стрела?

Стрела ушла в цель 31 декабря 36-го года, в сопровождении письма:

В этой вещи я очень скромными средствами при помощи буквы «Щ» и ещё кое-чего сделал (материальный) кусок золота.

(Мандельштам. Письмо Н. Тихонову)

Так паутинка аллюзии, обернувшись «златой цепью», ведёт от сказочного Кащея к его двойнику, к пушкинскому Скупому Рыцарю. Он и поможет постичь, в первом приближении, один из аспектов мандельштамовской «горы»:

Так я, по горсти бедной принося

Привычну дань мою сюда в подвал

Вознёс в мой холм — и с высоты его

Могу взирать на всё, что мне подвластно.

Что не подвластно мне? Как некий демон

Отселе править миром я могу;

Лишь захочу — воздвигнутся чертоги;

В великолепные мои сады

Сбегутся нимфы резвою толпою;

И музы дань свою мне принесут,

И вольный гений мне поработится,

И добродетель, и бессонный труд

Смиренно будут ждать моей награды.

(Пушкин. Скупой рыцарь)

Символ концентрированной власти — это одна из граней «горы». Кроме того, «гора» есть пространственно-временная структура, «историческое тело» государственного образования. И третья её ипостась — дворец, памятник, пирамида «с кумиром» в сердцевине её лабиринта. Об этом статья М. Б. Мейлаха «Внутри Горы…» (сб. «Жизнь и творчество О. Э. Мандельштама». — Воронеж, 1990)

«У него в покоях спящих / Кот живёт не для игры». Иными словами, «заводить песнь, сказку говорить» — не главная функция Кота. Он часовой, страж «клада зажмуренной горы», с вожделением взирающий на него «горящими зрачками», один из ближайшего окружения Кащея:

А вокруг него сброд тонкошеих вождей

Он играет услугами полулюдей

Кто свистит, кто мяучет, кто хнычет…

В статье «Гуманизм и современность», написанной в 23-м году, Мандельштам ещё надеется, верит в скрытую дееспособность «клада»:

Гуманистические ценности только ушли, спрятались, как золотая валюта, как золотой запас, они обеспечивают всё идейное обращение современной Европы и подспудно управляют им тем более властно.

Но вот «гора» замкнута, «зажмурена» Кащеем, и Кот бдительно охраняет сокровища, леденящим «умоляющим» взглядом, не допуская к ним не имеющих пропуска²⁸:

С собачьей нежностью глядят на меня глаза писателей русских и умоляют: подохни!

(Четвёртая проза)

Но диалог с Пастернаком продолжается. И летящая стрела, просвистев у его уха, напоминает о речи Тихонова на Первом съезде советских писателей, где Тихонов, в частности, хвалит «Высокую болезнь» Пастернака:

Может быть, в «Высокой болезни» Пастернак дал пока лучшие строки о нём [Ленине], беглую, как пробег шаровой молнии, зарисовку слепящего мгновения.

(Речь Н. Тихонова // Первый Всесоюзный Съезд Советских Писателей. — М., 1934. — С. 505.)

Вот как описывает Ленина в «Высокой болезни» Пастернак:

Чем мне закончить мой отрывок?

Я помню: говорок его

Пронзил мне искрами загривок

Как шорох молньи шаровой.

Все встали с мест, глазами втуне

Обшаривая крайний стол,

Как вдруг он вырос на трибуне,

И вырос раньше, чем вошёл.

Он проскользнул неуследимо

Сквозь строй препятствий и подмог

Как в эту комнату без дыма

Грозы влетающий комок.

Тогда раздался гул оваций,

Как облегченье, как разряд

Ядра, не властного не рваться

В кольце поддержек и преград.

И Мандельштам, всегда внимательно и любовно следивший за творчество Пастернака, не мог не отметить этих строк. Особенно в момент, когда сам был занят «трудом со всеми сообща», в дни собственной «высокой болезни» (вспомним его признание Ахматовой: «Это была болезнь»).

Карающие молнии, те самые «несколько гремучих линий» «Оды», разят мгновенно. Возможно, поэтому отлучение от литературы и ссылку Мандельштам посчитал только угрожающе медленной шаровой молнией, даже не молнией, а искрой, предвестницей грядущих, богатых как царские пиры «малиновых» казней.

И в зрачках тех леденящих,

Умоляющих, просящих

Шароватых искр пиры.

В заключение остаётся только привести строки из сопроводительного письма Мандельштама Кащееву Коту — Тихонову:

Язык русский на чудеса способен, лишь бы ему стих повиновался. Как любой язык чтит борьбу с ним поэта, и каким холодом он платит за равнодушие и ничтожное ему подчинение…

 

 

 

Фото Плачущий грот Свирское водопад в Лазаревском

Питание в отеле

Бассейн

Автостоянка

Интернет Wi-Fi

Работает круглогодично

Баня, сауна

Территория, двор

Спутник/кабель ТВ

Собственный пляж

Детская площадка

Конференц-зал

Проживание с животными

Дети любого возраста

Круглосуточная регистрация

Терминал для оплаты картой

Зеркальный водопад или Плачущий камень на Инзере

В самом конце лета прошлого года — в начале осени удалось мне побывать в удивительном месте, что на реке Инзер. 1 сентября — в день своего рождения — устроил день путешествий! Съездил на #Трехречье , посетил #Зеркальныйводопад на Инзере около села Абзаново! И еще раз убедился: природа Башкирии — завораживающая!

Погожий по-летнему теплый день только добавил яркости впечатлений! Плюсы для посещения данного географического объекта: это близость от основной автомагистрали «Уфа-Архангельск-Белорецк» и асфальтированная дорога вплоть до самой территории кемпинга.

Вот что пишут ураловеды про это чудо-водопад на Инзере: расположен он на известняковой скале Плакучий камень, что высится на берегу реки Инзер, вблизи деревень Абзаново и Асы, и падает с высоты 6 метров. Соответственно он и называется то Абзановским, то Асинским. Иногда добавляют слово «зеркальный», ведь летом, когда воды мало она не падает, а просто течёт по скале, создавая эффект зеркала.

Обратите внимание: Пошёл в Чернобыльскую зону, чтобы увидеть очередной могильник с техникой. Показываю, что сохранилось.

За небольшие размеры этот водопад получил поэтическое название «Мужские слёзы».

С удовольствием искупался в Инзере, позагарал и сделал великолепные фотографии живой природы!

Друзья, приезжайте на Зеркальный водопад на Инзере! Вам здесь точно понравится!

P.S. Еда в этот раз у меня настоящая походная, можно сказать солдатская! Сделал себе бутерброды с хлебом и шпротов, нарезал салатика из свежих огурцов и помидор. И продегустировал ледяной воды из водопада.

Будьте здоровы и путешествуйте! Жить здорово!

Присылайте свои отзывы и комментарии!

Больше интересных статей здесь: Туризм.

Источник статьи: Зеркальный водопад или Плачущий камень на Инзере — это надо увидеть!.

• Предыдущее: Полчаса до рейса: настало ли время инвестировать в туриндустрию?
• Следующее: Обман туристов в Индии: как не попасть на деньги по прилету в аэропорт Дели.

Гипсовая лепнина. Лепнина из гипса.

Исторически правильный, экологический чистый и такой красивый декоративный материал, — лепнина пользуется заслуженной популярностью. Что учесть при монтаже, чтобы гипс служил вам верой-правдой долгие годы? Об этом наш сегодняшний разговор

На фото:

«Плачущий камень»

История. Гипс — природный минерал. Его уникальные свойства (он твердеет при соединении с водой, принимая любую заданную форму) первыми открыли египтяне. Позднее греки дали этому минералу название «гипрос», что предположительно значит «плачущий камень», а римляне принесли знание о нем в Европу. И с XV века гипс широко применяется как штукатурка для внутренней отделки помещений и в виде лепнины на стенах и потолках.

Как изготавливается гипсовая лепнина? Разрабатывая интерьер, дизайнер тщательно прорисовывает все детали будущего декора. По эскизу модельщик вырезает образец, затем из «мягкой резины» изготавливается форма. В дальнейшем в этой форме можно будет отлить необходимое количество деталей.

На фото: гипсовая лепнина от студии «ДеЛюкс Декор».

Как получают гипс? Качество гипса, его пластичность и цвет, во многом зависят от наличия примесей. Под Парижем есть ряд крупных месторождений высококачественного гипса — отсюда и его второе название: «парижская штукатурка». (В России гипс такого качества добывают из пермского и саратовского месторождений.) Технология получения этого материала достаточно проста. В специальных печах гипс подвергают температурной обработке, во время которой выделяется вода. Сухой гипс легко транспортировать. При добавлении воды минерал напитывается водой, возвращая свою первоначальную прочность и устойчивость к внешним воздействиям.

Новый материал. Для прочности гипс армируется растительными волокнами, а особо тяжелые изделия — черным металлом. А с 1960-х годов при изготовлении гипсовой лепнины французское Atelier Sedap стало использовать вместо растительных волокон стекловолокно. В настоящее время этой компанией разработан принципиально новый материал «велистрат», состоящий из гипса с добавлением смол и армированный стекловолокном. Лепнина из этого материала обладает повышенной прочностью при значительном, от 20 до 40%, снижении веса, что заметно облегчает процесс установки элементов.

На фото:

Примеры лепных карнизов и молдингов в реальных интерьерных проектах российских архитекторов.

Достоинства гипсовой лепнины

• Гипсовая лепнина может состоять из деталей любой формы — например, в композицию может входить цветок с отогнутыми лепестками.
• Гипс безвреден и не боится высоких температур. Даже при воздействии открытого пламени этот негорючий материал не подвергается деформации и не выделяет вредных веществ.

Недостатки гипсовой лепнины

• При неправильной, непрофессиональной установке намокшая гипсовая лепнина может отвалиться.
• Гигроскопичность (нельзя устанавливать в помещениях с чрезмерной влажностью).
• При «заморозке — разморозке» лепнина из гипса набирает влагу, затем замерзает, и ее может разорвать (если, например, дом не отапливается зимой или лепнина из гипса установлена на фасаде здания). Но для наружных работ разработана своя технология — в гипсовую массу добавляется известь.

Наука опровергает чудо плачущей мадонны | The Independent

ЕДИНСТВЕННАЯ плачущая Мадонна, официально принятая Римско-католической церковью, была разоблачена как подделка итальянским ученым, который использовал логику Спока, дедуктивные рассуждения Шерлока Холмса и знание капиллярного притяжения.

Резко увеличилось количество случаев появления плачущих мадонн от Ирландии до Хорватии, но единственная признанная церковью статуя Девы Марии — это статуя Девы Марии в городе Сиракуза на Сицилии.Впервые она начала плакать в 1953 году.

«Чудо» статуи, которая, кажется, плачет, даже засняли на пленку. Но Луиджи Гарлашелли, химический исследователь из Университета Павии, считает, что у него есть объяснение.

Доктор Гарлашелли создал свою собственную плачущую мадонну, которая сбивала с толку зрителей, заставляя поверить в то, что статуя могла проливать слезы без каких-либо механических или электронных средств или использования водопоглощающих химикатов.

Секрет, как он раскрыл, заключается в использовании полой статуи, сделанной из тонкого гипса.Если на нее нанести непроницаемое стекло и вода будет налита в центр полости из крошечной дырочки в голове, статуя будет вести себя вполне нормально.

Штукатурка впитывает жидкость, но остекление не дает ей вылиться. Но если на стекле над глазами остаются едва заметные царапины, капли воды появляются, как будто это божественное вмешательство, а не капиллярное притяжение, движение воды через губчатый материал.

Доктор Гарлашелли сказал: «Я заметил, что среди этих чудес плачущей мадонны единственное, принятое католической церковью, произошло в Сиракузах в 1953 году.Это лучше всего задокументированный случай с множеством свидетелей фактического случая плача и даже парой любительских фильмов, в которых водянистые слезы появляются на лице неожиданно.

«Однако исследование копии этого барельефа от того же производителя, что и оригинал, показало, что он сделан из глазурованного гипса и имеет полость за лицом».

Доктор Гарлашелли назвал настоящую Мадонну Сиракузы хранится за стеклянной перегородкой, и он не может самостоятельно осмотреть его остекление.«Думаю, разрешения на его изучение не дадут. Многие из этих реликвий не допускаются к осмотру ».

Италия, в частности, переживает повальное увлечение появлением плачущих мадонн. В прошлом году их было всего два или три, но за первые несколько месяцев этого года их стало больше десятка, — сказал д-р Гарлашелли. Один из самых известных — Чивитавеккья недалеко от Рима, проливающий «кровавые слезы». Доктор Гарлашелли считает, что кровавые слезы — это скорее модное, чем настоящее чудо.

«В наши дни мадонны плачут кровью. На мой взгляд, это потому, что у нас теперь цветной телевизор».

Доктор Гарлашелли недавно обратил свое внимание на несколько официально признанных наблюдений «окровавленных хозяев» — красных пятен, которые появляются на Святые евхаристы, используемые при причастии. Он считает, что это вызвано микробом Serratia marcescens, который живет на крахмале и выделяет ярко-красный желеобразный пигмент.

Аудиокнига недоступна | Audible.com

• Evvie Drake: более

• Роман
• От: Линда Холмс
• Рассказал: Джулия Уилан, Линда Холмс
• Продолжительность: 9 часов 6 минут
• Несокращенный

В сонном приморском городке в штате Мэн недавно овдовевшая Эвелет «Эвви» Дрейк редко покидает свой большой, мучительно пустой дом почти через год после гибели ее мужа в автокатастрофе.Все в городе, даже ее лучший друг Энди, думают, что горе держит ее взаперти, а Эвви не поправляет их. Тем временем в Нью-Йорке Дин Тенни, бывший питчер Высшей лиги и лучший друг детства Энди, борется с тем, что несчастные спортсмены, живущие в своих худших кошмарах, называют «ура»: он больше не может бросать прямо и, что еще хуже, он не может понять почему.

• 3 из 5 звезд

• Что-то заставляло меня слушать….

• От Каролина Девушка на 10-12-19

Кровоточащие руки, Плачущий камень: правдивые истории о божественных чудесах, чудесах и сообщениях

• Кровоточащие руки, Плачущий камень: правдивые истории о божественных чудесах, чудесах и сообщениях
• Быстрое и легкое чтение, которое также вдохновляет
• Узнайте, почему Бог выбирает творить чудеса
• Идеальная книга, чтобы возродить вашу веру и призывать ее более глубокая любовь

Чудеса реальны! Популярный католический писатель и оратор Элизабет Фикочелли показывает признаки любящей руки Бога в величайших чудесах истории.Фикочелли живо и легко рассказывает об этих удивительных (и правдивых!) Историях. Кровоточащие руки, Плачущий камень объясняет, почему Бог творит чудеса и как мы должны относиться к ним. Некоторые чудеса тихие и простые, некоторые — драматические, граничащие с возмутительными, — но все они изумляют и постоянно воспламеняют наши сердца большей верой и более пылкой любовью.

В живом, легком для чтения тексте, идеально подходящем для перед сном или в комнате отдыха, эта книга рассказывает удивительные (но правдивые) истории о:

• Женщина, которая украла Хозяина из церкви и спрятала его дома, обнаружила, что он превратился в настоящую человеческую плоть.
• Явление Пресвятой Девы Марии, положившее конец человеческим жертвоприношениям в Мексике, и чудесный образ, который она оставила нам там
• Благочестивая фермерская девушка, которая молилась, чтобы разделить Страсти Христовы, и получила чудесные раны на голове, руках, ногах и боках. Двенадцать лет до самой смерти она жила только Евхаристией
.
• Высокомерный рыцарь, который потребовал самого большого Хозяина на Причастии — и был поглощен каменным полом церкви! (Дыры можно увидеть и сегодня)
• Святые, которые могли левитировать, светиться внутренним светом или появляться в двух местах одновременно, и чьи тела не разлагались даже через сотни лет после смерти
• И еще много чудес, от малоизвестных и почти забытых до самых значительных явлений и пророчеств нашей веры

Позвольте этим страницам углубить вашу веру в вездесущую любовь и заботу Бога.

Артикул:

1033516

ISBN:

9781935302315

Плачущая скала на горе Сипил, Маниса, Турция, известная как…

Ниоба — одна из наиболее трагических фигур в греческом мифе. Она была дочерью Тантала и Эврианассы, Эвритемисты, Клитии или Дионы (никто, кажется, не знает наверняка), и у нее было два брата, Бротей и Пелопс. Ниоба была царицей Фив (главного города Боэтии), замужем за Амфионом, царем Фив.

У Ниобы и Амфиона было четырнадцать детей (Ниобидов), и в момент высокомерия Ниоба похвасталась своими семью сыновьями и семью дочерьми на церемонии в честь Лето, дочери титанов Коууса и Фиби. Она издевалась над Лето, у которого было всего двое детей: Аполлон, бог пророчеств и музыки, и Артемида, девственная богиня дикой природы. Лито не воспринял оскорбление легкомысленно и в отместку послал Аполлона и Артемиду на землю, чтобы убить всех детей Ниобы. Аполлон убил семерых сыновей, когда они занимались легкой атлетикой.Последний сын умолял пощадить его, но стрела уже покинула лук Аполлона, и мальчик был убит. Артемида убила семь дочерей своими смертоносными стрелами. (В некоторых версиях пощадили некоторых детей.)

При виде своих мертвых сыновей Амфион либо покончил жизнь самоубийством, либо был также убит Аполлоном за желание отомстить за смерть своих детей. В любом случае вся семья Ниоби погибла в считанные минуты. В шоке она взяла младшую дочь на руки и сбежала на гору.Сиплион в Малой Азии. Там она обратилась в камень, и из ее непрекращающихся слез образовался поток (Ахелий). Она стала символом вечного траура. Дети Ниобы остались незахороненными на девять дней, потому что Зевс превратил всех жителей Фив в камень. Только на десятый день боги сжалились и погребли ее детей.

Ниоба плачет и по сей день. На скале на горе Сипил высечено исчезающее изображение женщины, которую греки называют Ниобой (вероятно, это была Кибела, великая мать-богиня Малой Азии).Камень, состоящий из пористого известняка, кажется, плачет, когда через него просачивается вода после дождя.

«Где-то в скалах

в Сипиле, среди одиноких гор,

где, как говорят, ложатся спать нимфы богини,

те, что танцуют рядом с Ахелой,

там Ниоба, хоть и повернулась» в камень, по-прежнему размышляет,

думая о боли, которую ей причинили боги ».

[Гомер, Илиада, 24.614-617; тр. Ян Джонстон.]

Сделанный

Niobe | Характеристики, семья и миф

Ниоба , в греческой мифологии дочь Тантала (царя Сипила в Лидии) и жена царя Амфиона Фив. Она была прототипом покойной матери, оплакивающей потерю своих детей.

Ниоба

Скорбящая Ниоба (в центре) в окружении служителей, деталь апулийского лутрофора с красной фигурой, ок. 330 г. до н. Э .; в музее Дж. Пола Гетти, Лос-Анджелес.

Цифровое изображение любезно предоставлено программой открытого содержания Getty

Британская викторина

Исследование греческой и римской мифологии

Кто вел аргонавтов на поиски золотого руна? Кто является римским эквивалентом греческого бога Ареса? От фруктов до крылатых сандалий — проверьте свои знания в этом исследовании греческой и римской мифологии.

Согласно Гомеру Илиада , Ниоба имела шесть сыновей и шесть дочерей и хвасталась своим наследственным превосходством над титаном Лето, у которого было только двое детей, божества-близнецы Аполлон и Артемида. В наказание за ее гордость Аполлон убил всех сыновей Ниобы, а Артемида убила всех ее дочерей. Мифограф II века до нашей эры Аполлодор ( Библиотека , книга III) упоминает о выживании Хлориды, которая стала женой Нелея и матерью Нестора.Тела мертвых детей девять дней лежали непогребенными, потому что Зевс обратил всех фиванцев в камень, но на 10-й день они были похоронены богами. Ниоба вернулась в свой фригийский дом, где ее превратили в скалу на горе Сипил (Яманлар Даги, к северо-востоку от Измира, Турция), которая продолжает рыдать, когда над ней тает снег.

История Ниобы иллюстрирует излюбленную греческую тему о том, что боги быстро мстят (возмездие) человеческой гордости и высокомерию (высокомерие).Ниоба является предметом потерянных трагедий Эсхила и Софокла, и Овидий рассказывает ее историю в своих «Метаморфозах » . Фрагменты папируса Софокла Niobe показывают, что Аполлон и Артемида появляются на сцене вместе, и Аполлон указывает на дочь Ниобы, чтобы его сестра убила. Число ее детей, которое варьируется у разных авторов, обычно указывается в постгомеровской литературе как семь сыновей и семь дочерей.

Slippery Rock Gazette | Каменный завод Плачущей воды

Том Стендер строит прочный фундамент, работая с историческим известняком «Плачущая вода»

Шеннон Кэри

Фотографии предоставлены Weeping Water Stone Works

Вверху: Вывеска города Weeping Water, спроектированная и построенная Стандером из местного известняка, прославившего город Weeping Water.

Вверху: Медальон из известняка в сухих плитах для патио. Стендер: «Камень на этих фотографиях — весь известняк из Weeping Water. Известняк золотистого цвета находится недалеко от поверхности на уступах, и его собирают с середины 1800-х годов; белый виноградный стол взят из шахт, добываемых с середины 1950-х годов ».

Вверху: некоторые из ремесленных инструментов Стендера у отремонтированной стены с использованием восстановленного камня.

Вверху: Известняк «Плачущая вода» также может быть вырезан. Стандер использует его для мемориалов, надгробий и функциональных декоративных элементов, таких как чаша и виноградный столик.

Город-карьер Плачущая Уотер расположен недалеко от реки Миссури на юго-востоке Небраски. Это город с двумя хорошо хранимыми секретами: известняк из особого «живого камня» и каменщик, ставший скульптором, который любит его.

Том Стендер руководит персональным шоу «Weeping Water Stone Works», и он занялся созданием этого часто выбрасываемого камня, который он называет «Камнем стены плачущей воды». Камень золотого цвета имеет выступы, которые местные карьеры срезают, чтобы добраться до более глубоких и белых слоев камня. Стендер сказал, что золотой камень использовался в местном масштабе в качестве строительного камня, но его перестали использовать в 1920-х или 1930-х годах. Он формирует большую часть исторической инфраструктуры самой Плачущей воды, включая Академию Плачущей воды, Конгрегационалистскую церковь Плачущей воды и даже части Форт-Крук-Хаус в Омахе.

«Было бы хорошо, если бы я мог заставить его больше использовать в облицовке и декоративных работах, мозаике, дорожках из плитняка», — сказал Стандер. «Это нужно использовать. Он очень прочный, твердый и с хорошей полировкой. Он подвергался воздействию элементов в течение 147 лет и практически не подвержен атмосферным воздействиям и износу ».

Одна интересная особенность Камня Плачущей Воды — это его склонность «кровоточить». При естественном течении камня оксид железа всплывет на поверхность и придаст ему ржавый цвет.Хотя некоторые люди считают это ущербом, Стендер этим дорожит.

«Я думаю, что это естественный процесс, вроде морщинки на лице», — сказал он.

Stander начинал как каменщик и занимался как коммерческой, так и промышленной кладкой. Еще в конце 90-х он подарил резной камень аукциону Limestone Days в Weeping Water. Там было написано: «Плачущая вода, Небраска, дом скалы». Он упомянул кому-то из Фонда школы плачущей воды, что хотел бы посещать школу резьбы по камню в Вермонте.

Вскоре фонд предоставил Стендеру полную стипендию для посещения Вермонской студии карвинга.

«Я был поражен умением людей обрабатывать мрамор, — сказал Стандер. «Я вернулся со всеми техниками, которые я мог вспомнить, и начал делать небольшие проекты».

Городской совет Плачущей воды нанял его, чтобы спроектировать и построить приветственный знак для города, что он и сделал из камня Плачущей воды.

«Я получил работу, но на самом деле у меня было немного», — сказал он. «Но мама одолжила мне 1400 долларов на переносной воздушный компрессор.Я был так благодарен, что кто-то поддержал меня с настоящими деньгами. Все получилось очень хорошо, и я вернул ей долг.

«Мой бизнес, он растет благодаря доброте других».

Стендер получил большее признание, когда одна из романских опор старой Академии Плачущей воды начала рушиться. Здание, построенное в 1860-х годах, было школой, церковью и, наконец, библиотекой.

«Я сорвал плохую, — сказал Стендер. «Была зима. Я шел по снегу.Я бы застилала одеяла и обогревала землю ».

И вот однажды он получил сюрприз.

«Я ударил что-то металлическое, — сказал он. «Я подумал:« О, черт возьми! Я задел ватерлинию ». Но потом я вспомнил, что у них не было водопровода, когда он был построен».

Там, в полости у основания контрфорса, была оловянно-оловянная капсула времени, забытая в течение многих лет. И по счастливой случайности этому зданию исполнилось 150 лет. Но, к сожалению, все содержимое капсулы времени рассыпалось в пыль, за исключением одного уголка Библии.

Город установил новую капсулу времени под новым контрфорсом Стандера, а Стандер включил вырезанный вручную крест из камня старого контрфорса.

Stander — мастер на все руки в каменной промышленности. Он занимается реставрацией и ремонтом, декоративными работами, даже скульптурой.

В своих работах по ремонту кирпичной кладки он пытается восстановить ее из того же материала и тщательно подобрать раствор.

«Я делаю все, что могу, чтобы зарабатывать на жизнь», — сказал он. «Я люблю работать с камнем.Я работал на заднем сиденье бьюика. Я занимаюсь резьбой на заднем дворе ».

Демонтаж перед реставрацией здания школы Weeping Water, построенной в XIX веке. Красные пятна или пятна оксида железа — часть характеристик старых каменных инсталляций Weeping Water.

Его инструменты включают стальную отрезную пилу, пламенный инструмент, шлифовальные станки, долота, инструменты для ручной резьбы и полировальные диски, которые он покупает у Braxton-Bragg.Он сравнил Брэкстон-Брэгг со старинным хозяйственным магазином, который не менее полезен покупателям, приходящим за «одним гвоздем».

«Когда вы завершаете проект, это очень приятно, — сказал он. «Знаете, это просто руку к устам, и я хотел бы вырастить и поделиться плодами этого роста с другими. Я не хочу расти, чтобы расти.

«Дубы здесь, они растут на действительно каменистой почве, а корни вьются в почву вокруг камней, и это похоже на прогресс Камня Плачущей воды.”

Это возвращает нас к библейскому стиху из Исаии 58:12. Стандер сказал, что стихи для него — пробный камень.

«Ремонтник сломанных стен», — сказал он. «Я прочитал это очень давно, и мне это очень понравилось. Перед этим рассказывается о том, как делиться своими дарами и помогать другим людям. Вот где я нахожусь ».

Для получения дополнительной информации о Weeping Water Stone Works посетите сайт www.weepingwaterstoneworks.com или позвоните по телефону 402-227-5186.

Засуха в Центральной Европе обнажила «камни голода» в реке Чехии: NPR

«Камень голода», обнаженный низким уровнем воды в реке Эльба, был замечен в Дечине, Чешская Республика, в четверг.Низкий уровень воды, вызванный недавней засухой, обнажил камни в русле реки. Петр Давид Йосек / AP скрыть подпись

переключить подпись Петр Давид Йосек / AP

«Камень голода» обнаженный из-за низкого уровня воды в реке Эльба, был замечен в Дечине, Чешская Республика, в четверг.Низкий уровень воды, вызванный недавней засухой, обнажил камни в русле реки.

Петр Давид Йосек / AP

В результате продолжительной засухи в Европе обнажились высеченные валуны, известные как «камни голода», которые веками использовались в память об исторических засухах и предупреждении об их последствиях.

Ассошиэйтед Пресс сообщает, что камни голода недавно стали видны в реке Эльба, которая берет свое начало в Чешской Республике и течет через Германию.

«Более дюжины голодных камней, выбранных для установления низкого уровня воды, теперь можно увидеть в северном чешском городе Дечин недалеко от границы с Германией», — пишет AP.

На одном из камней на берегу Эльбы вырезана надпись « Wenn du mich siehst, dann weine »: «Если вы видите меня, плачьте».

Группа чешских исследователей подробно описала этот камень в статье 2013 года об истории засух на чешских землях.

На камне также высечены «годы лишений и инициалы авторов, утраченные для истории», писали исследователи:

«В нем говорится, что засуха принесла неурожай, нехватку продуктов питания, высокие цены и голод. бедняки. До 1900 года на камне отмечены следующие засухи: 1417, 1616, 1707, 1746, 1790, 1800, 1811, 1830, 1842, 1868, 1892, 1893 ».

Этот камень сейчас стал чем-то вроде туристической достопримечательности; это одна из старейших гидрологических достопримечательностей Центральной Европы.Кроме того, согласно туристическому объекту Дечина, из-за плотины на притоке Эльбы сейчас ее можно увидеть чаще, чем раньше, хотя нынешний уровень реки все еще остается исключительным.

В четверг люди посещают знаменитый «камень голода», обнаруженный из-за низкого уровня воды в реке Эльба в Дечине, Чешская Республика. Петр Давид Йосек / AP скрыть подпись

переключить подпись Петр Давид Йосек / AP

В четверг люди посещают знаменитый «камень голода», обнаруженный из-за низкого уровня воды в реке Эльба в Дечине, Чешская Республика.

Петр Давид Йосек / AP

Эльба — это место, где американские и советские войска встретились в апреле 1945 года, когда они продвигались с противоположных направлений на нацистскую Германию во время Второй мировой войны. Падение уровня воды в реке также обнажило боеприпасы в результате этого конфликта, сообщила Deutsche Welle в начале этого месяца.

Уровень воды на Дунае в Венгрии достиг рекордно низкого уровня на трех участках, что вызывает головную боль у круизных и грузовых судов, сообщает Reuters.

В последние несколько лет Европа неоднократно страдала от сильных засух.

Конечно, как показывает запись на камне голода, этот регион Европы и раньше видел множество опустошительных засух.

Исследования древесных колец в северной и центральной Европе выявили свидетельства неоднократных «мегазадов» в 15-19 веках.

И статья в Nature ранее этим летом сравнивала недавние засухи в Европе с засухами за последние 250 лет.Ученые обнаружили, что засухи 21-го века действительно были экстремальными, но не такими продолжительными и массовыми, как худшие из исторических.

Однако в том же исследовании было отмечено, что недавние засухи также связаны с рекордными температурами. Это, по-видимому, вызывает «беспрецедентную тенденцию к высыханию» почвы, которая вредит посевам.

Эта тенденция «вызывает озабоченность по поводу последствий экстремальных метеорологических засух», поскольку климат продолжает нагреваться, отмечают исследователи.

Засуха в северной и центральной Европе в этом году — «одна из самых сильных региональных засух за последнее время», — писала в июле газета «Гардиан », , и она сочетается с аномально высокими температурами.

.